Их семинар проходит в районе нового порта. Белозубые гиганты-шоферы, похожие на полицейских, гонят джипы сквозь джунгли. Скорость за сто, ухабы, как в России. Иван думает: «Только не здесь, только не в Африке!»
Они делают остановку в кафе. Иван доливает виски в колу — так незаметней. Шоферов сажают отдельно, они пьют простую воду, понимающе смотрят на него, скалят зубы.
Семинар длится весь день. Товарищ Паа-Планге докладывает долго и нудно на ломаном английском. Но в сумке Ивана — литровка виски: в перерывах он выходит покурить и прикладывается к бутылке. Во всем теле — легкость. Он снова думает об африканской прародине.
Напротив, к белоснежной горбатой церкви, стекались адвентисты Седьмого дня из стран Восточной Африки. Шли в желтых ботинках, красных клетчатых пиджаках, веселые и спортивные негры, напевая религиозные песенки. «Насколько это веселее нашей профсоюзной учебы», — вздыхает Иван.
Но оживление приходит и к ним: под занавес все просыпаются и в первобытном трансе поют песни профсоюзной солидарности. Хлопают в ладоши, подплясывают и припрыгивают в ритм: «Workers unite, let's look forward, we work hard!» Эти ритмы напоминают, что есть еще живые порывы тела и души, во всяком случае, в Африке. Но не в прогнившем ленивом Совке.
Вечером в отель приходит Ивахнюк: «Ребята, как прошло? Были интересные люди? Послушайте, мне нужны данные на Паа-Планге. Я слышал, что он имеет выход на Роллингса. Неплохо бы сойтись поближе. Поможете? Нам нужно знать все про эти гребаные профсоюзы моряков!»
Они сидят, пьют, Ивахнюк жалуется на жизнь в Гане: «Мы тут совсем охреневаем. Климат ужасный, дышать нечем, донимают комары. Утром — в машину, включаем кондер и на работу. Там весь день работаем под вентилятором. Вечером — в машину и домой. Сидим с женой и смотрим видик под ровный шум кондера. На улицах лучше не показываться — в стране нарастает анархия, Роллингс творит черт знает что. Но и наши хороши. Из Москвы приходят безумные сигналы — у них что там, шизофрения? Пытаются объяснить неграм новую линию партии на ускорение и гласность».
— Это перестройка, — усмехается Чувалов. — Линия партии в постоянном обновлении.
— А вам не кажется, что перестройка — того, до добра не доведет? — вдруг говорит Ивахнюк. Все замирают. Явная провокация. Вопрос остается без ответа.
Под конец Ивахнюк все чаще переходит на мат: «Негры совсем охренели, перестали уважать белого человека! Им бы, блин, бананы с ветки рвать, а тут — «индустриализация», «борьба с колонизаторами».
Иван молчит. Он сам не понимает, что делают в Африке кривоногие советские спецы. Они рекомендуют строить комбинаты в джунглях, создавать рабочий класс, укреплять профсоюзную солидарность. А там, в России, — гнилые коровники, бездорожье и безнадега, какой-то странный затерянный мир. Африка — все равно не для русских, этот континент принадлежит старым колонизаторам.