— Да, но только до того вечера в театре. — Соломон увидел, что она замкнулась и глаза стали злыми, поэтому тут же снова заговорил: — Как ты не понимаешь, что я даже мысленно не покушался на тебя. С того самого дня, когда ты здесь впервые играла для меня, я не позволял себе и пальцем дотронуться до тебя. Да, я спал с Барбарой, но потому, что это не имело для меня никакого значения, и я никак не связывал это с моими чувствами к тебе.
— Очень утешительно, — заметила Лорен холодно.
— Не надо, милая, — пробормотал Соломон.
— Не смей называть меня милой!
Она снова задрожала от боли и гнева и повернулась, чтобы уйти. Но он остановил ее и прижался щекой к волосам. Она почувствовала на лбу тепло его дыхания.
— Я никогда, поверь, никогда не спал с ней после того вечера.
— Не лги! — закричала Лорен.
— А я и не лгу. После того вечера — никогда. Вернулся домой один и до утра сидел, пытаясь понять, что со мной происходит. Я еще не понимал, что люблю тебя. И чувствовал лишь одно — что потерял тебя, что ты и не была никогда моей. И представлял, как он, этот твой мальчик, где-то обнимает тебя. Вот так вот, жадными, ненасытными руками…
Даже теперь, при одном воспоминании, на лице его выступил пот, в глазах появилось выражение муки.
— Жаль, что этого не случилось на самом деле! — проговорила она с горечью и почувствовала, что он дернулся как от удара.
— Не говори так! — Он крепко обнял ее. — Той ночью я был как в аду. Да и потом было ничуть не легче. Я не мог есть, не мог спать. Единственное, что получалось, — это работа. И я работал как сумасшедший. Музыка всегда была для меня важнее всего, но никогда еще она не помогала мне так, как тогда. Она стала моим спасением, моей живой водой… Я играл, чтобы забыть тебя, играл как одержимый, но не мог, не мог забыть, и все эмоции уходили в музыку.
Лорен расслышала в его исполнении эту бешеную страсть, замешанную на страдании. Она понимала, какая сила эмоций скрыта в его музыке, но не знала, даже не догадывалась, что это связано с ней.
— Я продолжал гастролировать, как обычно, но совершенно не помню, что в то время происходило. Старался не думать, что со мной творится. — Лицо его исказило подобие иронической улыбки. — Страшно перепугался, как бы ты не догадалась, что я чувствую, — а вдруг, узнав, какую власть надо мной приобрела, ты станешь обращаться со мной, как моя мать?
Его признания открыли ей много нового. Но это ничего не меняло. Она просто стояла и слушала, спокойно и серьезно.
— Все равно я был как помешанный и постоянно хотел тебя видеть. Вернувшись в Чикаго, послал тебе билеты на свой концерт, потому что мечтал увидеть тебя хотя бы издали, в зале, пусть даже с этим твоим мальчиком, пусть с ним!.. К тому же я боялся, что, если сам позвоню и приглашу тебя, ты откажешься…