Все это Джалил-муаллим увидел, прежде чем круто повернуться и пойти к дому, :. увидел за несколько мгновений, понадобившихся ей для того, чтобы срывающимися руками стянуть на коленях и животе платье, под которым Джалил-муаллим увидел, и она поняла, что он увидел, почти все ее тело с нежной розовой кожей, на котором ничего больше, кроме этого разорванного платья, не было.
Пообедал Джалил-муаллим в полном молчании. Обдумывал он, в каких выражениях скажет жене, чтобы не пускала она больше в дом новых соседей, не мог позволить Джалил-муаллим, чтобы ходили к нему в дом, где вдобавок растет дочь, - жена и дочь такого человека, как Манаф. Но в тот день так и не сказал Джалил-муаллим ничего жене.
Три дня ходил он, удивляясь и сердясь на себя за свои колебания, дело было абсолютно ясное и правильное, а то, что обидятся они, - пусть, заслужили. Так он все это и сказал жене, зная, что, как бы ей ни было неприятно, ослушаться не посмеет, - ноги тех больше в его доме не будет.
Но один еще раз они все-таки к нему пришли. В тот день, когда умерла Мариам-ханум...
Скончалась Мариам-ханум вечером, когда Джалил-муаллнм уже вернулся с работы. Болела она месяца два. Начались у нее боли в груди спустя некоторое время после приезда с курорта, но продолжала она помогать невестке по дому, за внуком следила п сердилась, если уговаривали ее прилечь отдохнуть. Последние Две недели лежала неподвижно, не в силах была руку поднять. Исхудала за эти дни чрезвычайно, прямо прозрачная вся стала, морщилась от ставшей уже нестерпимой боли в груди и негромко стонала, если думала, что в комнате никого нет. Вызывал Джалил-муаллим к матери лучших врачей, пригласил самого известного профессора, но все они говорили в один голос, что не существует никакого средства, с помощью которого можно было бы удержать Мариам-ханум в этом .мире. Удивляло зто Джалил-муаллима и приводило в отчаяние. Никак не укладывалось в голове, как же это так: человек ведь не в аварию попал смертельную, и в пожаре не горел, и крыша на него не обрушивалась, и возраст такой, что ему жить и жить в доме сына, который матери, самый лучший уход обеспечит, любое лекарство достанет, заболел человек не в войну, в мирное время, а никто ему "а помощь прийти не может. Погибает человек на глазах, а ты ничего сделать не в состоянии. Все как во сне кошмарном.
Выписывали врачи всякие обезболивающие лекарства и у,хо-дили.
Лежала Мариам-ханум вовсе бесчувственная, но в поеледний день пришла в себя и даже боль ее отпустила. Умерла в полном сознании, попрощавшись с сыном и домочадцами. Слушал Джалил-муаллим, онемев от горя, мать, говорившую ему с доброй улыбкой на обескровленном лице, что уходит она из этого мира со спокойной душой, что была она счастливой и что гордится она сыном своим Джалилом и будет молиться за него и там, куда уходит без страха и робости.