— Ты как избалованный капризный ребенок, желающий, чтобы его развлекали.
— А что мне еще остается делать? Такова моя роль. Я ведь — больной.
— Больные обычно не столь требовательны, особенно в том, что касается времяпрепровождения.
— Нет уж! Вот когда я засну, то можешь пойти и докучать кому-нибудь другому своими назиданиями, а пока ты со мной, — сказал Маноло, игриво и одновременно властно сжав ее руку в своей, — даже не думай никуда сбежать.
Сбежать? Оставить его? Такое Граси и в голову не могло прийти. Она смотрела на Маноло, и в ее сердце с новой силой начинало бушевать чувство, которое она считала навсегда раздавленным и не способным возродиться вновь. В ней опять просыпалась любовь.
— Ты молчишь или я становлюсь глухим?
— Я думаю.
Граси размышляла о том, сколь противоречивы ее чувства. Не осталось и следа от той слепой безоглядной влюбленности, которой она жила в юности, не тревожа себя излишними вопросами. Чувство, зарождавшееся в ней сейчас, было намного глубже и осознаннее, и именно теперь Граси понимала, что, не случись с Маноло этого страшного несчастья, она могла бы навсегда погубить свою любовь, руководствуясь указаниями уязвленной гордости.
Но именно сейчас ей все больше и больше становилось ясно, что любовь, которую она испытывала к Маноло, была намного сильнее, чем она могла представить. Конечно, в прошлом Маноло поступал во многом неправильно, и ей приходилось отвечать на его поступки ненавистью и клятвами отомстить. Но теперь, когда открылась связь между Пилар и Чарли, многое предстало перед Граси совершенно в ином свете и она начала осознавать, на что могут быть способны люди, убежденные в своей правоте.
Может быть, она слишком спешила прощать всех, и в особенности — Маноло. Но, зная, как тот привязан к своему отцу, она понимала, что он никак не мог смириться с обвинениями в его адрес и всеми силами пытался спасти его от порицания и дурной молвы. В любом случае, несмотря ни на какие обиды и перенесенные унижения, любовь все еще жила в самой глубине чуткого сердца Граси и теперь, казалось, как никогда была крепка и сильна.
— Граси! — вернул ее к действительности голос Маноло. — Через три недели меня выписывают, может, до этого времени тебе удастся уделить мне время и поговорить?
Под его выжидающим взглядом Граси почувствовала, как силы оставляют ее.
— Хорошо, — вырвалось наконец из ее пересохшего горла, — ты хотел услышать о моей жизни?
И она начала рассказывать Маноло обо всем, что случилось с ней за последние шесть лет, стараясь опускать печальные подробности и весело подтрунивая над собой. Маноло звонко рассмеялся, и этот смех наполнял сердце Граси теплотой и покоем. Он действительно выздоравливал, и все остальное не имело для Граси абсолютно никакого значения.