оставалось лишь выполнить обещание. В одиночку.
Но для меня ничто не изменилось. Став студентом, я так же бездумно жил сквозь
пустые и одинаковые дни. Не зная, куда девать себя, однажды я по приглашению
однокурсников забрел на незнакомую выставку и наткнулся на куклу.
Кукла была настолько хрупкой, утонченной и изысканной, что в ней было трудно
признать творение рук человеческих. При всем невероятном сходстве застывшей фигурки
с человеком, мастер отчетливо дал понять, что она никогда не двинет рукой, не повернет
голову и не опустит ресниц – будет вечно пребывать в неподвижности.
Кукла была невероятно прекрасна.
Но мастер не пытался подделать человеческую жизнь. Он сумел передать внятное
и четкое послание: есть границы, в которые могут ступить только живущие. И есть места, где властно лишь неживое, куда не дотянется рука человека.
Эта поразительная двойственность пронзила меня насквозь. Я пал ее жертвой, внезапно и безнадежно влюбился в это призрачно-хрупкое уравнение. В эту изящную
фигурку.
Наверное, потому, что Шики тогда существовала в том же самом отчужденном
мире. По тем же самым нечеловеческим законам.
Происхождение куклы было неизвестно.
В буклетах выставки не было ни малейшего намека на существование подобного
экспоната.
Отчаянные и лихорадочные поиски дали результат: я выяснил, что автор
представленной вне конкурса куклы – малоизвестный мастер, за которым тянулся хвост
странных слухов.
Мало того, мастер оказался женщиной. Я узнал ее имя – Тоуко Аозаки. Если
описать ее одним словом – экстравагантная отшельница. Она занималась не только
изготовлением кукол, но строительным дизайном и конструированием. Творчество было
ее стихией, она могла сконструировать все, что угодно, но никогда не принимала заказов
со стороны, а являлась к недоумевающим потенциальным заказчикам и выкладывала на
стол свои образцы. Получив аванс, она немедленно и быстро бралась за дело.
Ее можно было с равным основанием назвать или великолепной мастерицей, или
большой чудачкой.
Неодолимое и странное любопытство подталкивало меня в спину. Даже зная, что
этого делать не следует, я все же нашел ее адрес и сам не заметил, как уже звонил в дверь
эксцентричной сумасбродки – теперь-то я уже мог подтвердить точность этого термина со
всей определенностью.
Мастерская находилась далеко от центра города, в несколько двусмысленном
месте: не относящемся ни к деловому району, ни к жилым кварталам.
Ее нельзя даже было назвать домом.