— Зяма, уходи, я занят. Работа у меня, о!
— Пусти попить, а то подохну, — прохрипел Зяма.
— Что-что?
Пришлось орать. Бормоча, Что-что все-таки впустил Зяму, и тот бросился к колодцу, вытащил ведро, полное живительной влаги, булькая, напился и вылил остатки себе на голову. Насупившийся Что-что стоял в сторонке и дергал клочковатую бороду.
— А еще я голодный, — пожаловался Зяма. — Из Омеги выгнали, домой надо.
— Что?
— Жрать хочу, подыхаю! — прокричал Зяма. Что-что насупился еще больше, заплямкал губами, покусал ус и забормотал:
— Жрать он хочить. Все хочуть. Голод у нас, пухнем, понимаешь, с голодухи. Крошки во рту со вчера у меня не было. Понял?
— Но для меня-то, для друга…
— Иди отсель, пока не поколотили! Пошел, пошел!
Обиженно хлопая глазами, Зяма позволил вытолкать себя за ворота. Исполненный печали, он побрел домой, по пути слагая грустные песни. Вскорости ему снова захотелось пить, и он стал слизывать катящийся пот. Оружие куда-то делось, но Зяма уже не боялся ни волков, ни ползунов, ни кетчеров — он хотел умереть. Старый друг предал, поступил с ним подло.
Минуя гарнизон, Зяма хотел было попросить воды, но возле самых ворот передумал: во дворе что-то горело, черный дым тянулся к небу, ржали лошади, кто-то стонал. Забыв об усталости и обиде, Зяма ускорил шаг — от беды подальше.
К счастью, мутафагов ему на пути не встретилось, зато попалась омеговская колонна. Завидев ее издали, Зяма залег в неглубоком овраге и ждал, пока машины не скатятся с пригорка. Взобравшись на другой холм, он увидел ферму и, радостный, побежал домой.
С восточной стороны тянулся дымок, щекотал ноздри. Пахло жженой шерстью. Чем ближе Зяма подходил, чем тревожнее становилось на сердце. Ворота распахнуты. Нельзя же! Вдруг панцирные волки или кетчеры? На дозорной вышке — никого, и во дворе пусто. Конюшня была открыта, лошади молчали, зато манисы как взбесились — свистели и щелкали. Людей нет. Никого. Даже шлюх.
Подул ветер — горелой шерстью запахло сильнее. «Куда все подевались?» — подумал Зяма и заорал:
— Эй, где вы все?! Это я пришел! Никто не ответил, растерянный Зяма добавил:
— Меня из Омеги выгнали! Ни за что! Я старался лучше всех, а они все равно.
Безмолвие. Ветер перебирает лопасти ветряка. Лошади успокоились. Постепенно до Зямы начало доходить, что случилось несчастье. Отказываясь в это верить, он побрел против ветра, на запах.
Дымил пустой сарай, где держали молодых манисов. Он почернел от копоти, но выстоял — ни камень, ни железо не горят. Как же тогда он вспыхнул? На двери висел огромный замок, сама дверь погнулась, будто ее пытались сломать изнутри.