— Папка, а дядя Маузер сделает мне летучего змея? Сэм пригладил его русые вихры:
— Он занят, сынок. Война. Бегти надо.
— Война! — воскликнул Майк, отпустил отца, пронесся по комнате и сделал вид, будто стреляет из пистолета. — Это здорово! Ба-бам! А почему мы уходим?
— Потому что нас будут убивать. Мила ойкнула, выронила подушку, закусила руку и взвыла. Из глаз брызнули слезы.
— Папка! Никто нас не убьет! У нас много-много ружьев! Я видел, они в сарае! Мы сами кого угодно убьем!
— Убьем, — кивнул Сэм и обнял жену, — но попозже. Дорогая, тебе долго?
— Всё-о-о-о…
— Лишнего не берите, там все есть. Кашля вас отвезет. Кашля, ты где?
На пороге беззвучно появился тощий косматый старик, кашлянул в кулак. Сначала все думали, что у него чахотка и он вот-вот помрет, но Кашля, похоже, решил пережить самого Кобылыча.
— Давай скорее, а то сердце кровью обольется. — Кобылыч повел плачущую жену к выходу.
Майк наконец сообразил: происходит что-то скверное, и заревел в голос. Кашля взял его за руку и потянул к выходу, приговаривая:
— Ай-я-яй, ты мужчина, а мужчины не плачут. Посмотри на папу, видишь, у него глаза сухие!
Если бы они знали, как Сэму было трудно сохранять хладнокровие! Надо спокойно усадить жену в кузов. Подать мешок. Еще мешок. Поцеловать сына и сказать, что папка обязательно к нему приедет. Захлопнуть дверцу… Рука не повиновалась. Он неотрывно смотрел на свою семью. Захлопнуть! Клац!
Завелся мотор, машина тронулась и устремилась к поднятым воротам. Хотелось бежать следом, чтобы увидеть жену еще раз, коснуться… Нельзя.
Можно подняться по лестнице и смотреть, как удаляется грузовик, окруженный облачком пыли, становится точкой и вовсе исчезает. Сэм хлюпнул носом и решил, что никуда отсюда не уйдет. Это его земля, его дом, он не сможет жить, зная, что ее топчут сапоги врага. Здесь он умрет и постарается забрать с собой как можно больше проклятых омеговцев.
Говорят, когда-то над Пустошью летали платформы доминантов и всевидящие существа пытались направлять жизнь людей. Платформы — давно часть легенд, как Егор Разин, как джагеры…
Если бы платформы сохранились, не разбились о землю и не сгинули, засыпанные песками, доминанты могли бы видеть: хаотичное движение сил Омеги упорядочилось. Как шарики ртути, отдельные роты соединялись в батальоны, батальоны стягивались в дивизии, и за Разломом, южнее Москвы, формировался фронт.
Так накатывают тучи в сезон дождей — неотвратимо, сплошным валом. Так изгибается линзой пенный край урагана.
Войска Омеги стали единым целым. И сердце целого пульсировало, втягивая в себя последние капли. Но наблюдателей нет, и некому с высоты постичь величественную поступь истории.