Я стремглав проскочил отрезок коридора и скрылся за дверью бабы Насти. Она лежала на своем огромном диване, накрывшись пледом, и с улыбкой смотрела на меня. На столике перед ней стояли тарелка, кастрюля, лежали ложка и недоеденный кусок хлеба. Тарелка была почти пуста. Лишь на дне ее виднелись остатки супа. Я со стоном опустился на пол.
— Вы уже ели это?
— Разумеется, Боря, посмотри на часы, время обеда, — спокойно ответила она.
— Я не знаю, как вам сказать, — начал я, заикаясь, — но этот суп вам сегодня хотели отравить Танька с матерью. Я спешил предупредить, но, кажется, не успел. — И тут я разревелся.
— Успокойся и не плачь, вытри слезы, — она в упор, сурово посмотрела на меня. — Не время плакать. Ты становишься мужчиной. Ты сейчас не только свидетель мерзости некоторых людей, но скоро станешь и свидетелем правосудия, высшего правосудия. — Она поманила меня пальцем к себе и, погладив по голове, продолжала: — Не расстраивайся. Ты сделал все, что мог. Это главное. А о том, что ты хотел мне сказать, я знала. Завершается цикл Божий. Если бы я могла, то возопила бы, как Христос: «Боже, пронеси мимо меня чашу сию». Но я не могу. Чему суждено быть, то будет. — Она замолчала, погладила меня по голове, задумалась, затем решительно сказала: — То, что я тебе сейчас открою, никогда никому не рассказывай. Люди не должны это знать. Ты будешь исключением и убедишься в этом вскоре не только здесь, но и там, — она показала рукой вверх. — Дело в том, что я живу уже далеко не первую жизнь и, в отличие от других людей, знаю об этом. Здесь, на земле, я прохожу свой земной путь, а после смерти там, в эфире, у меня есть свое место и круг обязанностей. Сейчас я завершаю свое последнее воплощение. Когда-то много веков назад я, будучи еще молодой, совершила тяжкое преступление. На меня была наложена епитимья — тринадцать земных воплощений с насильственной смертью в конце жизни. Исполнена Божья воля, и я счастлива. Теперь я уйду к нему навеки. Ну, понял теперь, глупыш, что плакать не надо. Я скоро уйду в свет. Поэтому успокойся и никому ни о чем не говори. Это будет нашей тайной. А теперь иди, мне надо отдохнуть и собраться с силами перед смертью. Я умру ровно в двенадцать часов ночи. Передай, кто хочет проститься со мной, пусть придут за пятнадцать минут до полуночи.
Она притянула меня к себе, трижды поцеловала и, сняв со своей шеи, надела мне через голову маленький медальон на цепочке.
— Он у тебя будет как бы ключом для одной встречи со мной. Иди же, иди.
Когда я уже был у двери, она с усмешкой добавила: