— Успокоиться? Ты слышишь рев? Я думаю, Дилан болен. Он, похоже, умирает. А я не знаю, где здесь ближайшая детская больница…
— Не сходи с ума, Макгэннон! Может, Дилан действительно болен, а может, и нет. Прежде чем тащить его на холод среди ночи, присмотрись к нему получше. А вдруг он просто хочет есть?
— Вряд ли, за обедом он съел больше моего. За исключением свеклы. Ее он размазал по всей кухонной стене, и я не собираюсь предоставлять ему еще одну такую возможность…
— Ну а как насчет бутылочки?
— Бутылочки. Действительно. Помнится, где-то во всех этих сумках мне попадались какие-то бутылочки…
— Правда, я не уверена, что ребенок в таком возрасте продолжает пить из бутылочки, но, может, глоток теплого молока успокоил его. А подгузник ты проверил?
— Я надел ему свежий перед сном. Вообще-то я надел четыре. Не знаю, кто, черт возьми, разрабатывал эти штуки, но на них все эти странные ярлыки, в которых без докторской степени не разберешься…
— Макгэннон, посмотри, не мокрый ли он, — терпеливо произнесла Молли.
В трубке на том конце замолчали. Совсем как в прошлый раз. Молли, разглядывая потолок, решала, сколько минут ей подождать, прежде чем положить трубку, но тут Флинн снова оказался на связи.
— Ну и дела! — удрученно проговорил он. Она усмехнулась в темноте.
— Он был мокрый, как я понимаю?
— Хм, даже более чем мокрый. Жуть! Черт побери, любой бы так орал! Я буду тебе вечно благодарен за то, что ты правильно вычислила причину. Я люблю тебя, Молли. И клянусь, что больше никогда в жизни не попрошу у тебя помощи.
В трубке щелкнуло… очень похоже на то, как екнуло ее сердце при словах: «Я люблю тебя, Молли».
Молли, уютно свернувшись в клубочек под одеялом, закрыла глаза. Макгэннон отнюдь не святой, но сама она очень сильно изменилась с тех пор, как они с ним знакомы. Его энергия, чувство юмора, бьющая через край радость бытия были просто заразительны. Он открыл перед ней мир, — вероятно, именно поэтому она с такой неизбежностью влюбилась в него.
Но слова любви были для Флинна не более чем простым эмоциональным всплеском. Молли посоветовала себе быть все время начеку. Этот малыш мог пленить чье угодно сердце. Но вот относительно сердца Флинна она уже не была так уверена и с болью признавала, что сумела внушить себе, будто хорошо его знает. А ведь прежде Молли Уэстон славилась своей осторожностью. Ей следовало бороться с собственными чувствами, а не поддаваться им. И обязательно держаться на почтительном расстоянии от Флинна Макгэннона.
Молли налила себе третью кружку крепкого кофе. Утро и так никогда не было для нее любимым временем дня, а сегодня она готова была зарычать на всякого, кто косо посмотрит на нее. Лучше всего, если это будет Макгэннон, ведь это он виноват в том, что она полночи провела в тревоге за то, как он там справляется с ребенком.