— Не могу поверить, что и я, и ты позволили себе так забыться. Мы стоим посреди твоего офиса. И малыш тут же рядом…
— Он преспокойно спит. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. То, что произошло, останется между нами.
Флинн боялся, что этого ему уже не вернуть. Этого контакта, этой близости. Несколько минут он был ее любимым. Человеком, имеющим право знать ее, владеть ею, претендовать на волшебство по имени Молли Уэстон — ее невероятная ответная реакция все еще вызывала вспышки пламени у него в крови. Но сейчас она определенно смотрела на него по-другому.
— Прости меня, Флинн! Пожалуйста, прости. — Молли вдруг ужасно заторопилась, поправляя на себе одежду. Прямо у него на глазах из страстной, безоглядной любовницы она превращалась в прежнюю Молли, аккуратную и строгую. — Я знаю, что первая начала все это, когда поцеловала тебя, но я правда не думала, что произойдет нечто подобное…
— Тогда помоги мне понять, как это произошло. Почему ты меня поцеловала? — Он схватил ее за запястье, чтобы удержать хотя бы не несколько секунд, пока эта метаморфоза не завершилась и еще оставался какой-то шанс получить честный ответ на вопрос. — Сама вспышка страсти не была неожиданностью, потому что между нами с самого начала циркулировали огнеопасные флюиды. Пока не появился малыш. С тех пор, Молли, ты почти не разговаривала со мной. Я совсем не ожидал, что тебе вдруг захочется меня поцеловать.
— Ну, я тоже ничего такого не планировала. — Как только он отпустил ее, она тут же скрестила руки под грудью, как бы загораживаясь. Ее лицо раскраснелось, голос дрожал. — Просто, когда ты стал рассказывать о ребенке… черт возьми, Флинн, ты этого, возможно, не знаешь, но твое отношение к Дилану делает тебя страшно милым! И даже где-то беспомощным. Ты в панике, я это понимаю. Я никак не ожидала увидеть, как ты боишься кого-то или чего-то. Более того: наблюдая за тобой несколько последних дней, я отчетливо вижу, что тебе это становится невмоготу, что весь твой мир буквально перевернулся с ног на голову.
Она его жалеет. Меньше всего ему хотелось вызывать в ней сострадание! А хуже всего то, что она считает, будто он боится малыша.
И ведь он его действительно боится. Но как, черт побери, она догадалась? С самого начала он старался решить проблему с Диланом самостоятельно, не увиливая от ответственности, не хныча, не показывая никому — и особенно Молли, — что он в ужасе.
— Послушай, Макгэннон, должно быть, я обидела тебя, извини! — Молли быстро подошла к столу, взяла бумаги и двинулась к двери. — Но я вовсе не собиралась критиковать тебя. Напротив. Собственно, поэтому я и зашла к тебе… да, я принесла на подпись несколько документов, а в виду имела совсем другое… я хотела извиниться. Боялась, что тебе могло показаться, будто я осуждаю тебя, и хотела предложить свою помощь.