По коже у нее побежали мурашки, груди заныли. Уже знакомое стеснение охватило ее снизу. Джонет решила, что это чувство в равных долях состоит из страха, волнения и глубокого томительного ожидания, которое Александр одним своим прикосновением умел пробуждать во всем ее теле. Она запоздало подумала, что лучше бы ей никогда не знать этого чувства.
— Алекс, я не думаю… что мы поступаем правильно.
Его теплое дыхание ласкало ей кожу, рождая волнующие ощущения где-то в паху.
— Позволь мне любить тебя, Джонет… Ну хоть немного. Вряд ли у нас будет другая возможность.
Он был прав. Через несколько дней ей предстоит отплыть во Францию с Робертом… если им повезет. Если же нет, ей придется иметь дело с полчищами разъяренных Дугласов. В любом случае в ее будущем не было места для Александра.
Он поднял голову, но выражение его лица невозможно было угадать в темноте. Джонет приподнялась и провела рукой по его скулам, по густым волосам, словно пытаясь навсегда запомнить это ощущение.
Прикасаться к нему было наслаждением, сильным и опасным наслаждением. Она сама поразилась своему желанию продлить его до бесконечности.
— Немного, Алекс? А разве от этого не будет только хуже? Мы знакомы всего три дня, но боюсь, я буду тосковать по тебе куда больше, чем следовало бы после столь краткого знакомства. Как это ни смешно, если мы сейчас не остановимся, расставание станет невыносимым. По крайней мере для меня. — Она печально улыбнулась. — Кроме того, я с детства отличалась неумеренностью. Когда повариха позволяла мне попробовать пудинг, я тут же хотела съесть его целиком.
Несколько минут Александр молчал. Джонет слышала его прерывистое дыхание и ощущала напряжение в стройном мускулистом теле, прижимавшем ее к земле. Какая-то часть ее души отчаянно желала, чтобы он опроверг ее доводы. Она не испытывала ничего подобного раньше и вряд ли испытает в будущем. Ей хотелось, чтобы он продолжал целовать и ласкать ее.
Но голос разума твердил ей, что, если это будет продолжаться, она погубит свое тело и душу.
— Я был не прав, Джонет Максвелл, ты вовсе не юная. В тебе говорит вековая мудрость, — тихо признался хозяин Дэрнэма.
Он распрямился и сел, отыскивая в темноте фляжку с бренди, рывком снял крышку и сделал большой глоток.
— Ну а я — отъявленный негодяй. И не вздумай мне верить, если я когда-нибудь стану это отрицать.
Джонет перевела дух. Что-то ей подсказывало, что она была на краю пропасти и ей хватило благоразумия отступить на шаг от этого края. Она не знала, стоит ли ей радоваться или сожалеть, и в конце концов решила, что и того и другого не избежать.