- Откуда у тебя деньги?
- Какая разница?..
И тут с Гюли слетела маска спокойствия; голос сорвался на крик:
- Большая! Ты что, думаешь я брошу семью, родителей и поеду с тобой куда глаза глядят?! Ну что ты на меня так смотришь? Ты понимаешь, что от меня требуешь? Я тебе не из тех, с кем ты фотографировался в Польше! Взяла да уехала, как какая-то... Нечего на меня смотреть. Что хочешь делай, кого хочешь убивай, но я никуда с тобой не поеду!
Юсиф встал, молча обошел её и вышел из комнаты. Через несколько минут Гюля, успокоившись, заперла дверь, спрятала ключ в ящик кухонного стола и пошла к себе домой...
Странную особенность сердца моего сына - оно вдруг начало увеличиваться в объеме - врачи объясняли внезапным снижением эластичности сердечной мышцы. В кардиоцентре на Рублевском шоссе ему регулярно разжижали кровь гепарином, чтобы предотвратить тромбообразование, но давали понять, что мой двадцативосьмилетний, абсолютно здоровый на вид сын обречен. Один из учеников и последователей знаменитого Бураковского, с которым меня свели друзья, не очень уверенно рекомендовал в качестве единственно возможного способа спасения - пересадку сердца. Но в России эти операции многие годы были запрещены; проводились сравнительно недавно и не всегда успешно. А на операцию за границей нужны были огромные деньги; сумма, которую он назвал, ни я, ни кто-либо другой в нашей семье не мог бы заработать в течение всей жизни.
Идея обратиться за помощью к сыну Юсифа, которого никто из нас даже не видел, объяснялась отчаянием, охватившим всех нас, - безысходность толкает людей на самые безрассудные, бессмысленные поступки. Отец отправил письмо незнакомому человеку, и в течение многих месяцев мы жили в ожидании чуда. Разговор в посольстве подействовал на меня отрезвляюще, но окончательного ответа от сына Юсифа все не было, поэтому надежда не оставляла нас.
За несколько месяцев сердце сына расширилось в поперечнике на три сантиметра; кровь в расширившихся желудочках взбивалась, как молоко в маслобойке, и образовавшиеся тромбы, как маленькие пульки, неслись по артериям к легким, разрушая их...
Мать гладила рубашки, майки, носки и аккуратно складывала в обитый дерматином деревянный чемоданчик с железными уголками.
- Когда ты вернешься? - тихо спросила она и закрыла крышку.
- Скоро. А может быть, ты ко мне приедешь.
- А где это находится?
- Я тебе сообщу. Если нужны будут деньги, возьмешь у Вити; я с ним договорился, я ему потом вышлю.
- Возвращайся поскорей, сынок.
Юсиф встал, обнял мать.
- Не беспокойся, мама.