— Клянусь вашей несравненной красотой, сегодня вы действительно печальны, — произнес он.
— Вовсе нет, — возразила Радопис и опустила глаза, — мне просто чуть нездоровится. Наверное, я занемогла.
— Очень жарко. Не лучше ли вам посидеть часок у пруда?
— Я пришла к тебе с просьбой, Бенамун, — резко сказала Радопис.
Он скрестил руки на груди, словно говоря: «Я к вашим услугам».
— Бенамун, помнишь, однажды ты говорил мне о чудесном яде, составленном твоим отцом? — спросила она.
— Конечно, помню, — ответил молодой человек, и на его лице появилось удивление.
— Бенамун, мне нужен флакон этого средства, которое твой отец назвал «счастливым ядом».
Удивление Бенамуна стало очевидным, и он тихо спросил:
— Для чего он вам понадобился?
Как можно спокойнее она ответила:
— Я разговаривала с одним врачом, и он проявил интерес к этому средству. Врач спросил меня, не могу ли я раздобыть флакон упомянутого яда, тогда ему удалось бы спасти жизнь больному. Бенамун, я обещала достать этот яд. Обещай мне, в свою очередь, принести мне его без промедления.
Юноша был рад выполнить любую ее просьбу и весело ответил:
— Через считаные часы флакон будет в ваших руках.
— Как это возможно? Разве тебе не придется отправиться за ним в Амбус?
— Нет. Я храню один флакон в моем жилище в Абу.
Невзирая на все беды, обрушившиеся на Радопис, слова юноши пробудили в ней любопытство, и она недоуменно уставилась на него. Юноша опустил глаза, на его лице заиграла краска.
— Я ездил за ним в тягостные дни, когда чуть не исцелился от своей любви и был в глубоком отчаянии. Если бы не расположение, которое вы мне оказали после этого, я теперь уже коротал бы свои дни в обществе бога Осириса.
Бенамун отправился за флаконом. Радопис встала, гордо выпрямив спину, и промолвила:
— Быть может, я приму яд, это лучше, чем иной, более зловещий исход.
Повинуясь велению фараона, Софхатеп отдал честь и вышел, его лицо выражало смущение и страх. Оба советника продолжали стоять, их лица покрылись мертвенной бледностью. Софхатеп нарушил молчание:
— Умоляю тебя, мой повелитель, откажись от посещения храма.
Фараон не мог принять такой совет и, сдвинув брови, гневно изрек:
— Неужели я должен спасаться бегством при первом выкрике из толпы?
Первый министр ответил:
— Мой повелитель, простой народ дошел до безумия. Нам следует выгадать время, чтобы подумать.
— Сердце подсказывает мне, что наш план обречен на явную неудачу, и если я сдамся сегодня, то навеки потеряю свое достоинство.
— А гнев народа, мой повелитель?
— Он спадет и уляжется, когда люди увидят, как я, подобно обелиску, в своей колеснице еду сквозь ряды людей, глядя опасности в лицо, и не собираюсь ни уступать, ни сдаваться.