- А я думаю, Шамсия, что порядком надоедаю вам, хотя вы и встречаете меня словами: "Добро пожаловать!"
- Что вы, ханум! Я страшно рада!
И девушки вошли в гостиную.
Фридун поднялся им навстречу. На лице Судабы отразилось волнение.
Они сели. Фридун украдкой взглянул на только что плакавшую Шамсию. Та успела умыться, напудриться, подкрасить губы. От недавних слез и горя не осталось и следа.
- Как вы себя чувствуете, ханум? - спросила Шамсия, обращаясь к пришедшей. - Как ваш батюшка?
И в выражении ее лица и в голосе Фридун не нашел никаких внешних признаков раздражения.
- Спасибо. Здоров и батюшка. Но вот в последние дни сильно расстроен...
- А что с ним?
- Вы, наверно, слышали, дорогая Шамсия, о новой организации? Батюшка даже показывал мне книжку. Ужасное дело! Его величество потерял покой, требует хоть из-под земли добыть виновников.
Этот случайно возникший разговор взволновал Фридуна.
Ведь он имел возможность узнать о том, что думают придворные круги по этому поводу, а главное, какие собираются принять меры против "преступников". Интересовало его мнение и самой Судабы.
- Вы читали эту возмутительную книгу? - спросил Фридун девушку.
Судаба подняла на него выразительные, ясные глаза.
- Да, читала! - проговорила она просто. - Должна признаться, что она написана с большой смелостью и очень интересно. Боюсь, что логика в ней так сильна, что, прочитав несколько таких книг, можно и в самом деле понять большевиков. - Огонек какого-то задора, смешанного с вызовом, блеснул в глазах девушки. - Если эта книга написана без всякого иностранного вмешательства, и голос ее дрогнул, - то я назвала бы таких людей героями. Я убеждена, что, взяв на себя подобное дело, эти люди заранее видели себя стоящими у виселицы. Разве это не героизм?
- Извините, меня, ханум, - сказал Фридун, решив поглубже испытать девушку. - Неужели героизм вы ищете среди изменников и предателей родины?
- Кого же вы называете изменниками и предателями родины? - ответила Судаба, смело взглянув на него. - Я же заранее поставила условие - если они не продались иностранцам. Граждане вовсе не обязаны думать точно так же, как думают их правители. Не будьте так несправедливы к этим людям... Или вы метите в министры?
- Нет, ханум. Я не гожусь в министры.
- Почему? Ведь вы, кажется, рассуждаете так же, как они?
- Потому, что у меня неподходящее для этой должности сердце. Боюсь, что, став министром, я вероятно, смягчил бы участь преступников, которых вы называете героями.
- Да, тогда, господин учитель, во всей стране, возможно, не оказалось бы ни одного преступника, - ответила девушка и продолжала: - Вчера у меня вышел большой спор с отцом. Он говорит, что все зачинщики этого дела должны быть пойманы и повешены. А я ему прямо сказала, что он хочет запачкать руки в крови невинных. Я имела смелость сказать, что, во-первых, ему не удастся поймать этих людей... Видно по всему, что они достаточно умны и предусмотрительны. Такие легко в руки не даются. А во-вторых, сказала я, продумайте то, о чем они пишут, и может быть вы поймете, что во многом, очень многом, они правы.