Солнце уже садилось, надвигались сумерки. Жена Гасанали веяла хлеб. Под скирдой сидела прямо на земле полураздетая девочка и плакала; видя, что никто не обращает внимания на ее слезы, она умолкала на минуту, потом вновь начинала плакать еще громче.
Курд Ахмед подошел к ней и взял на руки.
- Не плачь, детка, не плачь!
Девочка притихла. Курд Ахмед вынул из кармана две бумажки по десять туманов и протянул Кюльсум.
- Возьми, сестрица!;- ласково сказал он. - Купишь ребятам ситчику на платья!
Женщина искоса глянула на него и, не прекращая работы, ответила глухо:
- Спасибо, господии, не надо! Нам бы и своего добра хватило, если бы не отбирали силком.
- Это от меня не зависит, сестрица! - просто ответил Курд Ахмед. - Будь я хозяин, ничего не брал бы с вас. Что поделаешь! Но я все-таки постараюсь, чтобы ваше зерно не тронули... А как муж? - спросил он, сунув деньги в кулачок ребенку.
Кюльсум взглянула на Курд Ахмеда потеплевшим взглядом и ответила со вздохом:
- И не умирает и не встает. Лежит без ноги и мучается. Ни лекаря, ни лекарства!
Курд Ахмед понял, что он коснулся кровоточащей раны, и прекратил дальнейшие расспросы. Ребенок, спущенный на землю, снова захныкал.
- Оставь вилы! - сказал Курд Ахмед. - Займись лучше ребенком. - И продолжал: - А это чье гумно по соседству?
- Старика Мусы. Им похуже нашего. Ни с того ни с сего их парень попал в руки жандармам.
- Это Фридун, что ли?
- Он самый.
- А что, он хороший парень?
- Будь плохой, пошел бы в приказчики к помещику или в жандармы. Потому и попал под арест, что хороший.
Курд Ахмед пристально посмотрел на женщину.
- А ты хотела бы, чтоб его освободили?
- Только гяур этого не захочет!
- Тогда прошу тебя, сходи к старику Мусе и узнай, как он думает вызволить Фридуна? Если нужна помощь, сообщи мне.
Кюльсум, взяв ребенка на руки, пошла к гумну Мусы; вернувшись, сказала:
- Старик Муса говорит, что ничего он не думает, что это - дело властей, как они решат, так и будет. - И после недолгого раздумья добавила от себя: Кажется, боится... Не верит тебе...
Курд Ахмед, ничего не ответив, прошелся по гумну. Кюльсум села под скирдой и принялась укачивать ребенка.
- А к нам не зайдешь?
- Зайду, непременно зайду, еще сегодня! - быстро ответил Курд Ахмед.
Фридуна бросили в глухой, без окон, хлев на нежилом дворе и заперли дверь,
Фридуну казалось, что какое-то новое чувство все более и более овладевает им и это чувство связано с каким-то чрезвычайно важным шагом, который он сделал. Он не испытывал ни малейшего страха перед ожидавшим его наказанием.