…Обнаружив у себя на хвосте изготовившийся к атаке самолет, Борис мгновенно протрезвел. Внезапное появление противника выглядело кошмарным сном. По обшивке нефедовского самолета застучали пули. Машина задергалась, словно живое существо, которое расстреливают в упор из пулемета. Тряска усиливалась. Приходилось изо всех сил сжимать рычаг управления, чтобы его не вырвало из рук. Только божественным провидением можно было объяснить то обстоятельство, что на обычно прибывающие из Союза без бронезащиты кабины самолеты, собиравшие этот ястребок испанские механики по собственному почину установили кустарно изготовленную бронеспинку пилотского сиденья. Борис сжался всем телом, инстинктивно стараясь сделаться как можно меньше. Он буквально влип корпусом в контур бронеспинки. От изрыгающих свинец пулеметов его защищали всего 4 миллиметра стали. Но эти миллиметры спасли ему жизнь. Гулко отзывались в позвоночнике удары расплющивающихся о бронеплиту пуль. Ему еще «повезло», что фалангистам достался пулеметный вариант «ишачка», вооруженный парой пулеметов ШКАС калибра 7,62 мм. Будь в распоряжении врага пушка ШВАК, Нефедова не спасла бы никакая бронеспинка. Даже одного двадцатимиллиметрового снаряда было достаточно, чтобы гарантированно разнести фанерный ястребок вдребезги.
Свинцовые шмели с противным визгом метались по кабине. Один из них ужалил летчика. Проклятье! Обожгло правое бедро, крупный обломок отбитой пулей приборной доски ударил по кожаному шлему в районе виска. Сразу все поплыло перед глазами, как от сильнейшего боксерского удара. Все-таки попал, сволочь! От бедра вниз по ноге заструилась горячая кровь. Изрешеченный истребитель трясло, как крестьянскую телегу на булыжной мостовой. В кабине потянуло дымком, раненого пилота начал душить кашель от едкой гари. Но, на мгновение померкнув, сознание летчика вскоре прояснилось — в стрессовой ситуации его молодой организм задействовал скрытые резервы выносливости. Голова снова работала с четкостью автомата.
Даже в открытой кабине «ишачка» становилось жарко, словно в парной. Вся прелесть проплывающего под крылом пейзажа перестала существовать для погибающего пилота. Под самолетом сейчас колыхалось что-то зыбкое, неразличимое, опасное. Где-то там костром в бурьяне он должен был до срока закончить свою молодую жизнь. Страх, отвращение к смерти в горящей машине охватили Нефедова. Когда тебе всего 23 года и всю эту ночь смуглолицая красавица, не понимающая ни слова по-русски, только с помощью языка своего юного прекрасного тела учила тебя танцевать страстную севильяну — танец любовников, а потом вы с ней кружились в танго, и ты еще помнишь теплый бархат ее плеч, то в собственную скорую смерть поверить невозможно. И тем не менее спасение казалось невозможным.