В генерале было пудов восемь чистого веса. Взгромоздиться в кабину двухместного МиГа ему удалось лишь с посторонней помощью.
— Эх, и прокачу я вас, Игнат Никитич! — азартно пообещал Нефедов, запуская двигатель. — Всю жизнь помнить будете.
— Сделай милость, — благодушно отвечал генерал, ерзая привычной к мягким креслам и диванам жирной задницей на жестком сиденье. — А я тебе премию за это выпишу.
Как только самолет оказался в зоне, Борис дал волю своему гневу. Он крутил машину на запредельных перегрузках. Истребитель метался от самой земли до стратосферы. То он едва не задевал серебряными крыльями в каскаде вращений-«бочек» траву, то свечой взмывал на пятнадцатикилометровую высоту. Чтобы не слышать воплей бьющегося о борта задней кабины борова в генеральских погонах, у которого от страшных перегрузок глаза чуть не вылезали из орбит, воздушный хулиган отключил связь с ним…
И снова виражи, полупетли, бочки, крутые развороты в вертикальной плоскости — одна фигура высшего пилотажа сменяла другую. Мощный реактивный двигатель позволял разогнаться до скорости в 1000 километров в час и выше.
Не обращая внимание на скрип в натруженном позвоночнике и силовом наборе фюзеляжа, Борис старался выйти из пикирований с наибольшей перегрузкой и тут же уйти в набор высоты на максимальном форсаже. Так что перед глазами летчика появлялась красная пелена… Резко «выдергивая» самолет из скоростного пикирования или «включая» воздушные тормоза, пилот испытывал примерно то же самое, что водитель автомобиля, въезжающий в бетонную стену на скорости свыше 150 километров в час. Перегрузки постоянно возрастали — 5, 8, 10g… Временами они достигали феноменальных показателей. Из-за наваливающейся чудовищной тяжести «пламенный мотор» в груди сбивался с нормального ритма, пропуская очередной удар. Человек с остановившимся на мгновение сердцем едва не терял сознание и даже временно слеп.
Так, на пределе собственных возможностей и прочности металла Борис пилотировал, лишь когда его всерьез брали в оборот в воздушном бою. Даже для более молодых пилотов подобные смертельные игры с гравитацией порой заканчивались печально. Но стоило сорокалетнему ветерану вспомнить, какими словами эта сука за его спиной называла любимую девушку его погибшего друга, как рука сама двигала рычаг сектора газа вперед до упора. Мститель орудовал ручкой управления с таким чувством, словно охаживал оглоблей высокопоставленного подонка по его мясистой спине…
После посадки генерал не смог без посторонней помощи вылезти из кабины, ставшей для него орудием жестокой пытки. Весь лоск с него сдуло. В глазах у Полубоярова все двоилось. Дико таращась на поднявшегося к нему по лесенке механика, Игнат Никитич стонал, словно баба, и молил с привизгом: