Прошел месяц. Нас направили в Тобермори, где дни были окрашены желтыми оттенками осени, а ночи стояли ясные и прохладные. Жизнь превратилась в череду погружений, всплытий и учебных атак. По ночам наша лодка одиноко стояла в темной бухте у острова Ион. Поблизости чернели силуэты гор, где-то высоко пролетали утки. Вода покрывалась рябью под ночным ветерком.
Мы настолько привыкли к Гебридским островам, что казалось, нам суждено остаться здесь навсегда. Однообразный режим и чудесные дни уходящего лета несколько остудили наш пыл и притупили желание действовать. Мы успокоились, словно листья, сорванные ветром с дерева и занесенные в тихий уголок. И все же мы были мастерами своего дела, специалистами по погружениям, всплытиям и движению на глубине 60 футов со скоростью два с половиной узла.
В сентябре, когда ветер сменил направление, а вереск потемнел, меня направили в Барроуин-Фернесс, где через месяц должна была вступить в строй новая подводная лодка.
В первый раз я увидел ее, когда шел по мосту, соединяющему портовый город Барроуин-Фернесс с островом, где на судоверфи «Виккерс-Армстронг» строили подводные и надводные суда. Лодка стояла в достроечном бассейне. Серая, местами коричневая от ржавчины и красно-оранжевая от сурика, она производила впечатление незавершенности и безжизненности. Подводная лодка угадывалась в ней только по длинному узкому корпусу. Для времен массового производства она выглядела удивительно одиноко. Правда, к сходням была прикреплена дощечка с информацией, по которой рабочие смогли бы узнать ее, если бы рядом стояло много других подобных лодок. Осенью 1942 года судоверфь только начинала наращивать производство, и если вокруг стапелей уже толпились рабочие, то в достроечном бассейне было удивительно тихо.
Барроуин-Фернесс являл собой скопище автобусов, магазинов и шумной толпы преуспевающих людей. Источник этого процветания – судоверфь – обезображивал горизонт: на фоне сентябрьского неба вырисовывались покрытые копотью и окутанные дымом подъемные краны, трубы и мачты. Но звуки работы верфи не достигали города, защищенного широкой водной полосой. В городе и за его пределами было тихо и спокойно – ни шума печей, ни грохота клепальщиков – ничто не говорило об интенсивном труде на острове.
Я перешел на мост, свернул направо и разыскал помещение, которому предстояло быть нашей штаб-квартирой в течение следующих шести недель. Там я познакомился со старшим механиком, который находился в городе уже два месяца и наблюдал за рождением нашей лодки. Он собственноручно делал чертежи различных устройств и яростно спорил со специалистами, доказывая свою правоту. Из офицеров я прибыл последним, к тому же был некадровым, поэтому чувствовал себя как рак в пруду с золотыми рыбками. Впрочем, на нас не было знаков отличия, когда вечером мы надели гражданскую одежду и отправились в местный театр, где для офицеров резервировали специальную ложу.