— Хорош! Хоть сейчас на паперть.
— Давайте сначала побалуемся чайком, тем более что ничего другого у меня нет: яко наг, яко благ.
— Предвидел и прихватил.
Михаил Иванович достал из кармана плаща сверток. После чаепития Афанасий обстоятельно доложил Михаилу Ивановичу о ходе выполнения задания по розыску и обезвреживанию «кукушки». Михаил Иванович похвалил Афанасия и снабдил его «информацией».
— Будь осторожен, Саша. Ни пуха ни пера, — сказал Михаил Иванович.
Чекисты крепко пожали друг другу руки и расстались.
… Вадим долго вчитывался в записную книжку, в которой торопливым и неразборчивым почерком Афанасия были сделаны заметки. То и дело спрашивал: «Это что, это о чем? Не мог писать разборчивее!» Афоня объясняет и улыбается, ждет одобрения. А вместо этого:
— Под чью диктовку писал?
— А разве не ты посылал меня? Что слышал своими ушами, что видел своими очами, то и записал. А что, не так?
— Не притворяйся! Ты знаешь, о чем я спрашиваю,
за тобой мои люди следили. Зачем ходил в НКВД?
— Да что я, сумасшедший-то и на самом деле, а не только по твоему документу? Вон чего надумал! У меня на плечах одна голова. Я думал, ты умный, а, оказывается, — просто псих. И зачем я только связался с тобой? Идти бы к властям, покаяться, авось дальше штрафного не отправят, а тебе наверняка петля.
Вадим выхватил пистолет.
— Стреляй. Небось не выстрелишь, побоишься шум поднять. На виселицу-то неохота. Дурак ты: человеку дело сделано, а он за оружие. Подземные братья тебе не помощники, а я кое-что могу.
— Пошутил. А ты не так труслив, как показалось вначале.
— Врасплох и медведь труслив, а смерть вокруг меня ходит, и я притерпелся к этому маршу. На фронте смерть, в трибунале смерть, от тебя тоже смерть. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Говорят, заяц не трусит, а себя бережет. Вот так-то! Нам с тобой до поры до времени придется быть вместе, а потом каждому свое. Я с твоим документиком пойду искать укромное местечко. Ненормального всегда изображу, к дуракам не придираются.
— Ладно. Давай-ка лучше выпьем!
— С удовольствием, за успех дела, — принимая стопку, сказал Афанасий.
Вадим ушел за перегородку и составил по записям Афанасия шифрованную радиограмму.
Радиограмма была принята и за линией фронта и советской контрразведкой. Заканчивалась она сообщением о приобретении ценного агента.
Пока Дуня гостила у тетушки в Липецке, Вадим жил в Куйме. Он спасался в избе у Елизаветы, а чуть что — нырял в подземное убежище Федора. Но все тревоги, кроме одной, были ложными.
Только пообедали и Елизавета убрала со стола, а Вадим вышел в огород, чтобы покурить (в избе нельзя: зайдет кто из верующих — табачный дух учует), как в дверь кто-то забарабанил. Вадим в избу и в подполье. Елизавета не торопясь накинула на голову черный монашеский