Во всяком случае, пора было домой. Тем более что когда Глаша последний раз купалась в теплой, как свежее молоко, воде, то кожу уже покалывало – наверное, сгорела. А как убережешься, если на пляже даже спрятаться негде? Ни навеса, ни хоть какой-нибудь стенки, которая давала бы тень.
Когда вместе с еще двумя девчонками шли к автобусной остановке, плечи у Глаши ныли, щеки пылали и даже кости ломило, как от температуры.
На остановке не было ни души. Будет сегодня автобус до Насыпного или нет, выяснить было невозможно.
– Написано, через десять минут, – сказала Наташка, с трудом прочитав расписание на облезлом «флажке» у обочины. – А может, вранье. Людей-то никого.
Конечно, вполне могло быть, что расписание висит здесь уже лет десять и не имеет никакого отношения к действительности. Но что толку гадать понапрасну? Девчонки уселись на щербатую лавочку под навесом.
Все-таки, наверное, автобус должен был прийти: к остановке подошел еще один пассажир.
– Подвинься, – буркнул он, подойдя к лавочке с того края, на котором сидела Глаша.
Он был высокий, худой, прыщавый; с виду лет на десять старше ее.
Глаша уже собиралась сдвинуться чуть в сторону – хотя все равно не очень-то было понятно, куда он собирается сесть, ведь лавочка рассчитана на троих, – когда этот мрачный тип плюхнулся чуть ли не ей на колени, а чтобы было попросторнее, изо всех сил ткнул ее локтем в бок.
– Вы что? – сердито воскликнула Глаша. – Здесь же места нет!
– Ну так вставай, раз места нет! – рявкнул он; злоба выросла в нем мгновенно. – Че расселась, корова?
Он двинул Глашу еще дальше – так, что сидящая на другом краю лавочки Наташа от неожиданности свалилась на асфальт.
– Вы… вы… Просто хам!
Глаша вскочила. Она в самом деле не находила слов. Нет, неправильно ей показалось, будто злоба выросла в нем неожиданно. Хамство было для него так обыденно, что даже не могло считаться злобой.
– Че-о?.. – протянул он, развалившись на лавочке и глядя на Глашу. – Че сказала?
И вдруг он схватил Глашу за руку, а другой рукой отвесил ей пощечину – быстро, коротко, не очень-то даже и сильно, но так уверенно, словно это было самым обычным делом. Да для него это, конечно, и было самым обычным делом.
Но для нее это оказалось так неожиданно, что она застыла, не находя слов, только хватала воздух ртом, как глупая рыба.
– Огребла? – ухмыльнулся он, отпуская ее руку. – Будешь не по делу выступать – еще огребешь.
Все это – и пощечина, и пивной перегар, которым он дыхнул, и, главное, его обыденная уверенность в своем праве сделать с любой девушкой все, что ему вздумается, – ужаснуло Глашу так, что у нее потемнело в глазах.