Если не было ночью росы, то комбайн Глухова начинал обмолот с восходом солнца и останавливался на перетяжку подшипников, на обед. Работа могла закончиться и в три часа ночи и в четыре. Урожай отменный. Пока Петя сгружал, открыв окошки в боках ящика, зерно на току, пока поил уставших меринов, бункер полон. Его ждали, материли, ставили в пример других пацанов. Что мог сказать в ответ? Кому помогали братья, кого подменяли, давая возможность поспать час другой, сёстры. Пётр работал один без подмены, не высыпался, уставал. Однажды уснул, разморённый зноем. Лошади забрели в водомоину и опрокинули ящик, сломав бричку. Оглобли заменили быстро, но старый короб нужно делать заново.
На собрании председатель грозил всеми карами земными и небесными. Обещал снять половину трудодней за принесённые убытки. Вступились женщины. Говорили, наступая на бригадира, почему только Панькин работает без сменщика? Почему записывают только один трудодень? Мальчику всего двенадцать лет, а работает за двоих.
– Тут не митинг, – заговорил агроном Тухмин. – Ответит по закону за срыв государственного задания. Завтра передадим иск в судебные органы. Вот они и пусть разбираются, куда хотел деть государственное зерно, свалив в буерак. Видать, не рассчитал. За воровство посидит в колонии.
– Заодно и тебя засадят. Не пугай ребёнка. Прошло то время, когда вы людей сажали за букетик колосков, – встал Лазарь Глухов. – Почему так в сводке обозначено? Наш комбайн намолотил сто сорок бункеров, а возчик Панькин значится, что привёз на ток только сто два. А где остальные?
– Так вот кто расхищает колхозный урожай! – зашумели женщины. Мужчины молчали. Курили, опустив головы, зная, что плетью обуха не перешибёшь.
– Мальчишке не дописывал товарищ наш – родименький агроном.
– Он сейчас скажет, что усохла пшеница, что учётчик не записала. Забыла. Проверяйте данные, комбайнёры.
– Смололи и растащили по себе, будто на столовую. Почему молчит товарищ партийный секретарь. Не хочет вмешиваться и уполномоченный из политотдела. Надо разобраться, а не только заметки писать в газету.
Собрание заштормило. Петя не знал, что ему делать. Хотел спать. Понимал, что у всех комбайнеров и возчиков данные сойдутся. Только у него получилось расхождение.
– Дайте ребёнку сменщика. Лошадей меняют, а человек – хоть подохни!
– Бабка Лукерья, ты давно вернулась из Колпашево? Уже забыла свою кулацкую жизнь в болотах? Напомним, – вскочил агроном.
– Вот и будешь подменной. Хватит на кухне мослы грызть. – Махнул рукой председатель колхоза.
– Буду. Работы не боюсь. Мой отец за вожжами не ходил к соседям. А вот ты занавески с печек у нас снимал тишком, чтобы жена рубаху тебе сшила. Присосались к советской власти, как клещуки. Сосёте. Вон, какие животишки через пояса свесили. Товарищ уполномоченный, запишите себе в блокнотик, что у агронома и председателя хлеб дома едят из новой пшеницы и шаньги пекут и самогонку гонят в бане. Поедем, посмотрим с секретарём. Он у нас тихий – скрипы тележной боится с детства. А теперь вот тихоня – коммунист.