А сейчас они очень близки, дети Хэллека. Оставшиеся после него.
Оуэн читал в университетской библиотеке о детях самоубийц. Все они явно патологичны. Кирстен знает об этом? Она тоже проводила на этот счет изыскания?
— Он не кончал самоубийством, — говорит Кирстен. — Ты это знаешь. Знаешь.
До чего же детей интересует то, что происходит за закрытой дверью! Как он подглядывал за ней в щелку — зеркало, отражающее другое, большое запотевшее зеркало в ванной: сверкающий белый кафель, завораживающее чудо женского тела — груди с золотистыми сосками, рыжеватый кустик волос.
А помнит она, как они плескались точно сумасшедшие, точно одержимые в большой ванне?.. В утопленной в полу ванне, выложенной голубым кафелем, с изогнутыми, как у цветка, краями… Маминой и папиной ванне в их ванной комнате… мама с папой уехали на весь вечер, и одна из горничных — должно быть, Нелли — решила доставить им удовольствие. А потом, наверное, горько об этом пожалела, когда пришлось убирать все это безобразие — разлитую мыльную воду, опрокинутую бутылочку с маминым душистым маслом цвета шампанского, баночку с зеленым шампунем-желе. «Ах вы мерзкие поросята! — кричала Нелли. — Вы только посмотрите на себя — ну что же это такое!.. Сущие черти!»
Он рылся в грязном белье. В плетеной корзине для белья. Белые бумажные трусики Кирстен. Он разглядывал их. Да. Отвратительно. Пахнете. И он слышал (не мог не слышать), как Изабелла ругала Кирстен за неаккуратность, говорила, что она грязнуля, редко принимает ванну, не соблюдает правил гигиены — Господи Боже, да что же это с ней? «Ты что же, ведешь себя так специально, чтобы вывести меня из себя? — спрашивала Изабелла. — Чтобы поиздеваться надо мной?»
(Однажды Оуэн слышал, как Изабелла и ее друзья — Клаудия, Тони Ди Пьеро и молоденькая красотка шведка с прелестным акцентом — беседовали о детях, детях, которые слишком быстро взрослеют или не взрослеют совсем. Изабелла в своей неспешной, сонной манере, с нотками удивления в голосе вдруг заметила, что она теперь скоро может стать и бабушкой: Изабелла Хэллек — и вдруг бабушка. Злополучная Кирстен как раз вступила тогда в пору зрелости.
Естественно, все заахали, зашелестели слова сочувствия, раздалось два-три вопроса, позабавивших остальных. Но тут Клаудия Лейн заметила, что Изабелла не совсем точна, не гак ли? У нее же есть сын Оуэн, которому самое меньшее лет четырнадцать или пятнадцать, и он вполне может стать отцом. «Ты, видимо, забыла, что у тебя есть сын, — сказала Клаудия. — Как же так?»
Изабелла от неожиданности рассмеялась. И сказала: «Не знаю. Право, не знаю. Я о нем в этом плане никогда не думала. А вот когда Кирстен заболела, я вдруг поняла…»)