Она рыскает по комнатам других девушек, шарит у них в ящиках, в шкафах, в чемоданах, иной раз что-то присваивает (самописки, лак для ногтей, любовные письма, фотографии, сигареты, конфеты, таблетки, наркотики), словно пытается обнаружить в неопрятной, но вполне нормальной жизни других какие-то знаки, или откровения, или что-то утешительное, что могло бы явиться для нее путеводной нитью, ключом. Порой ее застигают на месте преступления, чаще — нет; если застигают, она ни в чем не признается. «Ничего не объяснять, никогда не извиняться», — беспечно бросает она; это выражение она впервые услышала на семейном обеде от Ника Мартенса, Ника — школьного товарища ее отца, Ника — близкого друга ее матери, Ника — крестного ее брата Оуэна, ее дяди Ника, которого она звала так многие годы, пока вдруг не перестала — это же глупо: какой он ей дядя! У нее есть родные дяди. Однажды она нашла в ящике роскошную фотографию Изабеллы и послала ее на конкурс красоты, объявленный фотожурналистами Средней Атлантики, где фотография получила второе место — к великому ужасу Изабеллы и к восторгу вашингтонских средств массовой информации, тут же поместивших эту новость среди сенсационных статеек в рубрике «Забавные человеческие истории»: еще бы — Изабелла де Бенавенте-Хэллек, светская дама, хозяйка приемов, супруга главы Федеральной комиссии по делам министерства юстиции, выведенная в свет на таком-то балу, дочь таких-то, светская львица миссис Хэллек в черном бикини и сдвинутой на один глаз нелепой соломенной шляпе с цветами; губы слишком темные для нынешней моды, глаза слишком резко обведены, так что она похожа на сову, и все же настолько хороша, что жюри фотожурналистов Средней Атлантики высказалось за нее.
Кирстен жульничает на экзаменах, но… кто не жульничает? То ей вообще лень учиться, то она с головой погружается в какую-то работу (скажем, работу о том далеком Хэллеке — Джоне Брауне, которую она писала в девятом классе, тридцать пять страниц — плод тщательных исследований, хорошо организованный и даже хорошо отпечатанный материал, за который она получила «5+» от пришедшего в полный восторг учителя истории, правда, это, несомненно, привело к тому, что она провалилась по французскому и получила «3-» по геометрии), а то она, видите ли, «разочаровывается», как она это именует, в предмете, или в преподавателе, или во всем классе… Она воинствующая идеалистка: все ее знакомые либо «эгоисты», либо «предельно избалованы», либо «испорчены достатком». Тем не менее она требует, чтобы ей увеличили деньги на карманные расходы. Она хочет купить новые сапоги из телячьей кожи, которые в «Гайд-шопе» стоят 210 долларов. Она хочет иметь собственную лошадь — она знает, какую именно лошадь родители могли бы ей купить (подруге вдруг почему-то надоела ее лошадь — гнедая красавица с тремя белыми носочками и белой звездой на лбу); она хочет иметь одну из этих чудесных, больших, грубого плетения гватемальских сумок из макраме, какие носят через плечо, — настоящую, а не дурацкую американскую (или тайваньскую) подделку. Однажды она сумела хитростью добыть ключ от квартиры Тони Ди Пьеро, открыла ее и порыскала по комнатам и, хотя ничего не украла, ничего