Ник выпивает уйму шведского пива в необыкновенно высоких стаканах. И слышит свой встревоженный голос:
— Ты не можешь его оставить! Ты погубишь его.
Изабелла заходит к Нику в «Гранд-отель» — однажды — и приводит с собой хнычущую Кирстен.
Их последний вечер вместе испорчен небольшой толпой демонстрантов — протестующих против войны во Вьетнаме, протестующих против Америки вообще, — которые собираются перед американским посольством. Ничего не происходит, никто не пострадал, но Нику от ярости становится почти физически плохо, как и некоторым другим американцам, работающим в посольстве.
— Мерзавцы, — бормочет он, — сволочи, да как они смеют — критиковать нас.
А потом, шесть лет спустя, после того как многое было между ними и многого не было, Изабелла мчится по автостраде, и Ник выговаривает ей за сумасбродство — за ее связь с Ди Пьеро: как она может вот так, походя, причинять людям боль?! Как она может ставить под угрозу свой брак, своих детей?! Изабелла молчит.
— И все ради чего, — презрительно произносит Ник, — не думаешь же ты, что Ди Пьеро будет тебе предан…
Изабелла прерывает его:
— «Будет мне предан»? Странный оборот речи.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — говорит Ник.
— А ты будешь мне предан? — смеется Изабелла.
Они встретились пообедать впервые за много недель; они основательно выпили, и были, как всегда, невольные — а может быть, непременные? — минуты отчаяния, нежности и восторга. Но сейчас день уже клонится к вечеру, и над ними поистине зловещее, хмурое небо конца зимы. Изабелла жмет на газ, и Ник говорит, чтобы она перестала вести себя как идиотка, а Изабелла кричит, чтобы он оставил ее в покое, просто оставил в покое — и все, да как он смеет поучать ее, говорить, как она должна строить свою жизнь… свой брак.
Он пытается успокоить ее, обнимает за плечи. Она отпихивает его — разъяренная, всхлипывающая как девчонка. Такое между ними бывает, это не что-то совсем уж необычное, но тут машина внезапно теряет управление, идет юзом и боком ударяется о бетонный барьер разделения посредине автострады; Изабелла вскрикивает, а Ника швыряет вперед на ветровое стекло, о которое он ударяется лбом — по счастью, не слишком сильно: стекло не разбилось, голова не проломлена.
Машина стоит. Изабелла рыдает. Ник молчит, белый как полотно, потирает лоб, ошалело моргает.
Машина стоит, но транспорт по-прежнему мчится по автостраде.
— Боже мой! — шепчет Изабелла.
Десять секунд, двадцать, тридцать.
Изабелла не смотрит на Ника, и через какое-то время Ник берет ее руку и сжимает холодные влажные пальцы.