— Давненько с кумом не виделись.
Кажется, все было правильно, пароль и отзыв сошлись. Зоська облегченно вздохнула и тут же решила спросить, как насчет переправы, да Петряков повернулся на обрыве.
— Это... Сюда идите. Цыц ты, шкварка! — прикрикнул он на собачонку, которая снова попыталась наброситься на Антона. Зоську она игнорировала, Антона же явно возненавидела о первого взгляда
— Вот, пойдите пока... Вот сюда, — отворил Петряков подвешенную на ремешках дощатую дверь землянки, из которой пахнуло теплом и дымом.
Зоська и следом за ней Антон, пригнувшись, влезли в крохотную, выдолбленную в овражном склоне земляночку с обломком стекла в двери вместо окошка, топчаном и хорошо накаленной железной печкой, дым из которой почему-то упрямо не хотел идти в трубу и то и дело валил внутрь. Петряков протер пятерней слезящиеся глаза и взял с пола сапог с потянувшейся следом дратвой.
— Вот зашить надо... А вы, это, садитесь, — указал он на топчан, пристраиваясь сам на чурбаке возле печки. — Пока Бормотухин лодку пригонит.
Они сели, Зоська поближе к печке, Антон — у двери. Антон беглым взглядом окинул жилище.
— А где же начальник твой?
— А нет начальника, — сказал Петряков, с усилием прокручивая шилом дыру в заднике.
— Как? Был же сержант этот. Из десантников.
Петряков невозмутимо прокашлялся, сплюнул в угол за печку.
— Был. Попался сержант. Теперь я вот.
— Ах вон как...
— Так вот. А вы туда? — поднял он на Зоську измученный взгляд покрасневших от дыма глаз.
— Туда, — скупо подтвердила Зоська. Петряков, сжимая в коленях головку сапога, тихо вздохнул;
— Да-а-а...
— А что? — не поняла Зоська.
— Да ничего, что ж... Вчера вон возвращались хлопцы из Чапаевского. Двое. Третьего привезли в дерюжке. Вот сапоги с него.
Зоська затаила дыхание.
— Что, убили?
— Убили. Две пули. Одна в грудь, другая в живот.
— Да, скверное дело, — поморщился Антон.
Зоська молча сидела, неприятно пораженная этой вестью, хотя, если подумать, чему тут поражаться? Мало ли где кого убили — шла война, и убивали каждый день сотнями. И все-таки она чувствовала, что это мимоходом сообщенное известие имело отношение и к ней, — наверно, убитый переправлялся на ту сторону у этого Островка, да и убили его где-то в тех самых местах, где предстояло действовать ей. К тому же упоминание о пуле в живот всегда вызывало у Зоськи противный озноб внутри. Больше всего она боялась именно пули в живот, хотя отлично понимала, что получить пулю в голову пли в грудь нисколько не лучше.
Петряков с помощью самодельного шила и дратвы старательно чинил сапог, все время хрипло покашливая, и Зоська, глядя на его толсто обвязанную какой-то суконкой шею, спросила: