Антон тем временем снял кожушок и при скудном свете коптилки принялся рассматривать косую через всю спину дыру. «Может, он станет ее зашивать, повернется боком, — подумала Зоська. — Может, рискнуть?» Но уверенности в успехе на этот раз у нее не было, она просто могла не успеть.
Нет, он не стал зашивать прореху — он отодвинул стол и приоткрыл дверь.
— Эй ты! Поди-ка сюда! Вот тебе задание — зашить дыру. Поняла?
— Добже, пан, — пролепетала из-за двери хозяйка.
— Десять минут времени. Поняла?
— Добже, пан.
— Давай шей! — сказал он и, захлопнув дверь, снова вплотную задвинул ее столом.
Сидеть на полу в неудобной позе стало утомительно, Зоська попыталась переменить положение и подвинулась, чтобы прислониться к стене. Но только она приподнялась, как Антон вскочил с топчана.
— Эй, куда? А ну стой! Ишь прыткая какая...
Он грубо толкнул ее снова на освещенную середину пола, подобрал откуда-то из-под скамьи обрывок, наверно, все той же веревки,
— Руки! Руки давай. Свяжем, чтоб спокойнее было.
— Гад ты! — сказала она, уже не сопротивляясь, и он начал туго крутить ее кисти веревкой. Она только болезненно морщилась, едва сдерживая в себе боль и обиду,
— Больно же...
— Ничего, потерпишь. Больнее будет.
— Нет уж. Больнее, чем от тебя, мне никогда не будет.
— Будет. В полиции будет больнее, — просто сказал он, с силой затягивая узел.
— И ты отведешь меня в полицию? — спросила она дрогнувшим голосом.
— А куда же прикажешь тебя отвести? Я хотел — к матери. Но ведь ты — против.
— Мало того, что подлец, так ты еще и предатель, — сказала она, снова не сдержав быстро навернувшихся на глаза слез.
Антон тщательно затянул узел, проверил его надежность, поднялся с корточек и сел у стола. Он недобро молчал. Глотая слезы, чтобы не разрыдаться перед ним, молчала и Зоська. Ни одному из ее намерений, видно, не суждено было сбыться, видно, предстояло готовиться к самому худшему, что только могло случиться в ее положении. Скосив взгляд, она продолжала, однако, следить за Антоном, который, сдвинув на затылок шапку, откинулся спиной к столу и устало вытянул длинные ноги. Коптюшка из печурки слабо освещала его туго обтянутые свитером плечи, одну сторону крепкого вытянутого лица, на котором теперь бугрилась недобрая злая решимость.
— Вот ты говоришь: предатель, — вроде даже с обидой заговорил он. — Верно, может, даже придется и предать. Но кто меня вынудил на это?
Зоська кисло усмехнулась.
— Тебе нужны оправдания? — сказала она, чувствуя, однако, что не надо вступать с ним в разговор — гадко все это и противно. Все разговоры уже переговорены, теперь между ними — пропасть, в которую очень скоро, наверно, придется свалиться ей.