Облик города менялся. На очередной изогнутой улице, более оживленной, я увидел множество лавок, открытых рынков, торговых палаток и ларьков. Эта улица оказалась тоже кольцевой, идущей по всему городу параллельно первой кольцевой, которую я уже миновал. И на всем своем протяжении она была полностью посвящена торговле. Еще здания, еще улица, полная ресторанов, садов, кафе. Народу много, чуть ли не толпы, но толпы жизнерадостные, дружелюбные. Кажется, сам воздух здесь пропитан юмором, и никакой суматохи. Несмотря на неизбежный шум, глубокая тишина, поразившая меня с самого начала, не нарушается, внутренняя музыка не гаснет, звучит без помех. Гармония сохраняется. Новые улицы, тоже кольцевые. Я приближаюсь к центру, но не замечаю признаков помпы, грандиозности, мании величия, свойственных дегенеративной болезни. Здания в центре столь же пропорциональны, сложены из того же золотисто-бурого камня, что и на окраинах. В этом городе ребенок, привезенный на экскурсию родителями, не почувствует себя в чуждой среде, не ощутит себя ничтожеством рядом с подавляющими гигантоманией сооружениями, не ощутит себя раздавленным пятою Авторитета. Напротив, во всем полное соответствие, равновесие между личностью и средой.
Акклиматизацию я не завершил, на меня накатила печаль, и не мог я с нею совладать. Усевшись возле круглого бассейна, в центре которого бил фонтан, я наблюдал за играющими детьми, за болтающими женщинами, беседующими мужчинами, за смешанными группами из женщин и мужчин. Народ стоял, сидел, прогуливался. Жара смягчалась фонтанами и цветами, легкий воздух плато проветривал легкие. И все пропитывал ясно читающийся подтекст Необходимости: приливы и отливы, вибрации Смычки, обнимавшие население и город, реки и озера, плато и всю планету.
Но я уже ощущал иные вибрации, зачатки распада, приближение начала конца.
Гигантов я еще не видел, но где-то они должны были находиться. Спрашивать я не хотел, чтобы не обнаружить себя пришлым, не возбудить раньше времени беспокойства. Я отправился далее и вскоре обнаружил двоих гигантов мужского пола. Оба чернокожие, в голубых одеждах свободного покроя, похожих на одеяния местных. Они измеряли вибрацию колонны, сделанной из черного отполированного до зеркального блеска камня. Для выполнения этой задачи они пользовались незнакомым мне прибором из дерева и красноватого металла. Колонна стояла вертикально на пересечении двух улиц и, несмотря на необычный здесь черный цвет, не вносила в городской пейзаж мрачной ноты, ибо отражала голубое небо, голубые одежды гигантов и их черные лица.