— Другими словами… — начал Савельев осторожно подбирая слова. — Если бы мы с вами вдруг оказались в том самом семьсот сорок четвертом году, вы признали бы эти вещи подлинными?
Выцветшие глаза старика уставились на него с явной веселостью. Пауль Францевич, с бледной тенью улыбки на лице, захихикал:
— О да, о да… Конечно, окажись мы с вами каким-то чудом в тех временах… Но это ведь невозможно, как вам прекрасно должно быть известно.
— Да, это невозможно, — серьезно сказал Савельев. — Смешно и подумать…
— Для семьсот сорок четвертого года все эти вещи выглядели бы подлинными, — уже с прежней вялостью произнес Пауль Францевич. — Но мы-то с вами, как явствует из календаря, обитаем в восемьсот восемьдесят четвертом… В чем никто из присутствующих, я так полагаю, не сомневается, хе-хе…
— И все же одну неувязку я здесь усматриваю, — сказал Рокотов, не выглядевший сейчас особенно браво. — Хорошо, предположим, и впрямь сохранились клейма Клаузена и Понырева, кто-то их использовал, чтобы клеймить фальшивки… Однако, вы же сами объясняли, Пауль Францевич… Кроме Клаузена, имеются клейма еще доброй полудюжины мастеров… Что же, они все сохранились?
— Боже упаси, — пожал плечами Пауль Францевич. — Я и не утверждаю, что мы тут имеем дело с сохранившимися старыми клеймами. Это лишь одно из предположений, и не более того… Ну, что… Тот, кто так мастерски подделывает стиль старых мастеров, сумеет столь же безупречно подделать и старые клейма. Главное, в который раз повторяю — отсутствие следов долгого повседневного употребления, которые на подлинной вещи просто обязаны быть. Отсутствие следов долгого хранения. Эти вещи сделаны вчера. Я еще раз посоветовал бы обратить самое пристальное внимание на…
Он досадливо замолчал. Дверь распахнулась, и в кабинет бесцеремонно вторгся быстрый, размашистый в движениях, прекрасно одетый человек с тростью в одной руке и перчатками в другой.
— Пауль Францевич, дорогуша! — воскликнул он развязно. — Мне там сказали в приемной, что у вас сидят какие-то купцы, но дело у меня, ей-же-ей, неотложное… Господа купцы не в претензии будут обождать пару минут?
Он даже не обернулся в сторону Рокотова с Савельевым, просто слегка повернул голову в их сторону. И продолжал с той наивной, прямо-таки детской наглостью, перед которой воспитанные люди сплошь и рядом тушуются:
— Неотложное дело, право! Не посетуйте…
— Разумеется, мы подождем, — кивнул Савельев. — Купеческое дело — неторопливое…
Перед ним, вне всякого сомнения, предстал собственной персоной господин Кирюшин, нечистый на руку игрок и прохвост. Узнать нетрудно, та же круглая физиономия, еще более чванливая, глупо-напыщенная, нежели на снимке, те же усики, закрученные дурацкими колечками. Не стоило и протестовать против столь бесцеремонного вторжения. Гораздо интереснее — да и полезнее будет — понаблюдать Кирюшина, так сказать, в естественной обстановке. Особенно если учесть, что он мог заявиться по одному из тех самых дел, что их интересуют.