Трибуны ахнули и замерли. Над зеленым полем повисла напряженная тишина. Всеобщая поддержка снаружи тоже сбилась с ритма. Волны стихов накатывались на стены стадиона, беспомощно разбивались о его безмолвие. Никто за воротами не мог понять, что там происходит..почему главный колокол праздника — гигантская чаша спортивного сооружения — молчит. В столице воцарилась растерянность. Весь город с надеждой притаился, готовясь подхватить ревущую волну, идущую из эпицентра события. Но стадион молчал. Жители на улицах оглядывались на дирижабль: «Ну что же там случилось?! Погода прекрасная; магический узор, распластавшийся в воздухе, уже почти готов. Что же случилось? Что? Неужели Благовест Седьмой упал на землю и разбился?»
Многотысячные взоры зрителей устремились на ложу графа. Кто, как не хозяин праздника, должен спасать положение? Граф, ощущая, по-видимому, свою вину перед публикой и пожилым установщиком, тяжело поднялся, снял шляпу, виновато наклонил к микрофону голову. Динамики разнесли над застывшим стадионом его взволнованный голос:
— О достойнейший из достойнейших, великий маг любви Благовест Седьмой, сын почтеннейшего мага Благовеста Шестого, прошу тебя, великодушный друг, перед лицом досточтимых граждан простить мне нелепую оплошность — невольную реплику, случайно слетевшую с губ, — коей я ни в малой степени не имел намерения обидеть или осрамить тебя, а лишь посетовал на превратность судьбы. Всепокорнейше прошу тебя, избранник небес, ради бесчисленных зрителей и, главное, ради влюбленных, посетивших наш солнценосный праздник, продолжить священную процедуру. Да простит нам Великая Лель эту досадную заминку. Весь народ в сей радостный день грандиозного таинства не желает ничего более горячо и искренне, нежели явления милостивой феи. И я лично непременно буду пребывать в благодарности к тебе до скончания века.
Складывалось такое впечатление, будто последние фразы граф вымолвил, еле вороча языком. Судя по всему, глубочайшее волнение легло на плечи хозяина праздника огромной тяжестью. Сам он выглядел весьма растроганным и одновременно растерянным, словно его же собственные слова явились даже для него полной неожиданностью… А, собственно, так оно и было!
Когда Иван увидел, что из-за глупой случайности разваливается магический ритуал, на который он возлагал такие надежды, то Киберчтец не придумал ничего лучше, чем нырнуть в Ноосферу, мгновенно найти там информационно-энергетическую матрицу вельможи и, управляя умственными способностями графа, произнести его же устами извинительную речь. Правда, сам инфохомос при этом чуть не отправился к праотцам. Потому что помыкание чужой волей, по законам мироздания, является невероятно тяжким грехом. Высшие силы блокировали в этот момент сознание Киберчтеца с чрезвычайной жесткостью. Можно сказать, что он находился на волосок от гибели. Вероятно, лишь относительная благость идеи смягчила удар. Если энергетическая субстанция Лели имеет какой-нибудь вес в иерархии Святого Духа, то, может быть, именно она и заступилась за дерзкого инфохомоса. Обливаясь потом и схватившись за сердце рукой, Иван все-таки закончил речь. А зрители сочли полуразбитое состояние графа признаком глубочайшего волнения.