— Скупидонус, — сладким голосом сказала Лерикас, — она колец не носит. Пока. И я не поняла, кто кому тут подарки дарит?
— А я что? Я ничего! — заторопилась сумка. — Я так, любуюсь! Красивые пальцы, музыкальные… А вообще, чего это она колец не носит, а, конунг? Самое время!
Я оторопела повторно, Рихтер еще крепче вцепился в несчастный подоконник. Лерикас быстро глянула на него и прикусила губу.
— Я тебе потом объясню, — мягко пообещала она. — А раз уж ты кольцами интересуешься, так я слышала, что здешний клан ювелиров готов заключить выгодную сделку…
Последние слова она договаривала уже в пустоту, вслед исчезающей сумке. Когда Скупидонус построил для своего обиталища телепорт, не заметил никто, включая, кажется, и золотого дракона. Вот что значит чувство долга, не без уважения подумала я. Всегда на работе!
Я посмотрела на то, что осталось у меня в руке. Это была книга — и впрямь довольно упитанная, но все равно не способная составить конкуренции среднему труду по боевой магии или алхимии (правда, магистр Зирак?). Сверху на обложке тонкой эльфийской вязью были выведены имена двух авторов. Ну да эльфы на то и эльфы — поодиночке не ходят, книги и то вдвоем пишут. Ниже более крупным шрифтом золотыми буквами было выведено название. Я прищурилась и разобрала среди цветочков и завитков: «Фортуна избирает златокудрых». Ничего не понимаю…
Между авторами и названием располагалась картинка. Я уставилась на нее, пытаясь хоть как-то прояснить ситуацию.
На картинке были изображены трое: девица и двое лиц предположительно мужской национальности. Если рассуждать логически, девица и была той самой Фортуной; вопреки названию, она никого не избирала, а, дико вытаращив глаза, пялилась в какой-то фолиант. Не знаю, что она там увидела, — но вряд ли заявленных златокудрых. Волосы у девицы были художественно растрепаны, брови подведены черным карандашом, а губы умело подрисованы дорогой эльфийской помадой. Шею украшала золотая цепочка сложного плетения с какой-то висюлькой. На висюльке было что-то изображено, но что именно — я не разглядела.
Со всех сторон девицу окружали стопки растрепанных пергаментов, а сбоку, под левой рукой, стояла мисочка с воткнутой туда ложкой. Мисочка определенно напоминала мне алхимические тигли, но какой же дурак будет совать ложку в зелье? И каким должно быть зелье, чтобы ложка стояла дыбом?
Чуть подальше от девицы располагался встрепанный молодой человек в зеленом кафтанчике. Руки его были вскинуты в защитном жесте, глаза — уже знакомо выпучены, и складывалось впечатление, что юноша отбивается из последних сил, не надеясь уже доказать героине, что он не златокудрый. С рук его во все стороны летели искры.