Здоровяк пожал плечами, дескать, ваше право. Потом, сделав шаг назад, проговорил:
— Как хотите, но на вашем месте я бы далеко не уезжал.
— А мы и не спешим, — спокойно произнес Андрюха, доставая сигареты из куртки. Когда охранник исчез в диспетчерской, он, не меняя выражения лица, сказал: — Может, следовало заплатить?
— Ну да, будем платить всякой рвани, которая называет себя «крышей» в каком-нибудь клозете, — процедил я сквози зубы.
— И что, снова гнать во все лопатки?
— Слушай, давай сядем в машину да плотно позавтракаем, — предложил я. — А то мы все на ходу да на ходу.
Пропью около пятнадцати минут, когда со стороны кемпинга примчалась ярко-красная «Ауди». Перекрыв машиной выезд на трассу, из салона выбралось двое коротко стриженных плотных мужчин. Оба одеты в кожаные куртки и черные джинсы, заправленные в высокие голенища ботинок на толстой подошве, в которых любят щеголять московские бритоголовые. Тяжело переваливаясь, они быстрым шагом направились к «Шевроле», мы только доедали по второму бутерброду.
— По-моему, бандюги настроены более чем решительно, — проговорил Андрюха.
— Только этого нам еще не хватало, — буркнул Картунов, по-черепашьи втягивая голову в плечи.
— Как страшно, просто жуть. — Я медленно расстегнул «молнию» на куртке.
Когда визитеры почти вплотную приблизились к маши не, Андрей сунул остаток бутерброда в рот и медленно ста опускать стекло. Я выбрался из салона, краем глаза ухватив грузную фигуру небритого охранника: сложив руки на груди, тот с самодовольной улыбкой наблюдал за предстоящим спектаклем. Обойдя машину, я вышел вперед, но визитеры не обратили на меня никакого внимания.
— Это вы тут самые центровые? — поблескивая на солнце золотой фиксой, спросил, видимо, старший из парламентеров, мужчина лет сорока с худым скуластым лицом и маленькими злыми глазами, посаженными слишком глубоко на лице. Его руки были расписаны зоновской живописью, из чего можно было предположить, что он из касты если и не стопроцентных блатных, то приблатненных точно.
— В чем дело? — глядя детскими голубыми глазами, спокойно спросил Акулов.
То ли раздразнил его спокойный тон, то ли безобидные василькового цвета глаза, то ли наш прикид, но блатюк тут же распустил пальцы веером, как павлин свой хвост, и просипел:
— Что вы тут горбатого лепите, какой Басурман, к чертям собачьим. Пусть у себя за Уралом капусту шинкует, а тут наша делянка, и мы ее окучиваем. Так что с вас, козлы, по два «лимона», и быстро, пока я добрый.
— Так вроде такса — «лимон», — слепил я дурачка.
— Надо было платить, когда предлагали, а теперь штрафные санкции пошли, — снова блеснула фикса из оскаленной пасти урки.