При этих словах Сердюков хмыкнул, то ли от смущения, то ли от возмущения кощунственным богохульством. Роев же побледнел. Переживания этой ужасной женщины находили отклик в его душе! Княжна продолжила повествование.
— Нас объединила страшная, как ему казалось, тайна. Я же все размышляла, стоит ли мне раскрыть карты? Как-то он отнесется к известию, что его родной папаша — всего лишь камердинер, а не князь? И не отразится ли подобная новость на наших отношениях? Одним словом, я решила обождать и заняться поиском невесты. Конечно, Евгению положено было жениться, и я решила подобрать такую невесту, которая не нарушила бы моих планов. Женщина должна быть уродлива, глупа и нелепа. Но как заставить эстета связать себя с такой образиной? Вперед пошли аргументы материального порядка. Как справедливо подметил господин Сердюков, Евгений не владел всей полнотой информации о наших доходах. Иначе от них быстро не осталось бы и следа! Одним словом, купчиха Астахова решительно подходила под мои представления о жене для милого мальчика. Они поженились, и Эжен даже увлекся супругой, но животная страсть, а это было именно животное чувство, скоро угасла. Он отодвинул от себя Лидию, и их семейная жизнь пошла наперекосяк. Мое божество снова было со мной, на горизонте маячил развод. И тут появилась Надя Ковалевская! Удивительно, ведь я сама привела его тогда на дачу Ковалевских. Евгений скучал, я решила его развлечь поездкой к соседям. Как я полагала, в этом визите не было для меня никакой опасности. Скучная бесцветная угловатая барышня, еще подросток, да к тому же уже просватанная. Ее распрекрасная, переспелая мамаша, таких по десять штук в каждой гостиной!
Княжна увлеклась рассказом и не заметила, как от этих ядовитых оценок близких людей лицо Роева наливается кровью. Сердюков заерзал на месте, но побоялся перебивать рассказчицу.
— В тот вечер я поняла, что в душе Евгения произошло нечто. Я решила, что он увлекся старшей Ковалевской, тем более что эта матрона просто таяла от вожделения, глядя на моего красавца. Мысль о том, что он ее совратит и пополнит свой донжуанский список, меня не пугала. Но я ошиблась, страшно ошиблась! Он влюбился в эту дурнушку, эту блеклую серую мышь — младшую Ковалевскую!
— Ну уж это совершенно невыносимо! — вскричал Владимир Иванович, но Татьяна Аркадьевна, казалось, даже и не обратила на его эмоциональную реплику никакого внимания.
Сердюков положил свою ладонь поверх руки товарища, жестом призывая его потерпеть. Татьяна Аркадьевна вдохновенно продолжала свое повествование.