– Том? Дед?
– Что тебе, мелочь?
– А чевой-то они делают?
– Беседуют, Бу. Давно не виделись, то-се.
– А чевой-то так громко?
Том хмыкнул и обнял внучкины хрупкие плечики.
– Так это… потому что любят друг друга…
– …Твоя проблема в том, что ты из всего делаешь стремительные и неправильные выводы!
Согласен, Лучиана чокнутая – но разве я изменял тебе с ней? Разве я тебе вообще изменял?!
– А что она делала в одной квартире с тобой? Почему все время нашептывала мне, что ты ждешь не дождешься, как бы выгнать меня из дома и жениться на ней?
– А почему ты верила ей, а не мне?
– Да потому, что ты со мной вообще не разговаривал! Ты со мной спал – а все остальное списывал на гормоны! Отвечай вот сейчас, честно: что она делала в твоем римском доме в тот вечер, когда я туда позвонила?!
– Вот именно! Раньше надо было спросить. Она приехала и призналась мне в любви! Тогда я и заподозрил, что у нее не в порядке с нервами…
– О, как это мило! Как это нежно! С нервами! Да у нее крыша съехала по всей длине! Шурша шифером!
– А вот это я понял значительно позже. Когда через три дня после твоего бегства она нарядилась в подвенечное платье, завернула куклу в пеленки Кларибель и пришла ко мне в спальню!
– Что-о?!
– То! И была безумная ночь, ее увезли в больницу, у мамы был сердечный приступ, а я метался как безумный, не понимая, что делать и к кому бросаться за помощью! Ну идиот я был, дурак, скотина – но что ж так-то, Кэти! По живому, с мясом…
– Сейчас расплачусь! Думаешь, я в это время скакала и песни распевала? Да я уверена была, что это меня вы упечете в дурку, после той сцены с сонными каплями – знаешь, кстати, что там было? Я машинально сунула бутылочку в карман, потом сдала на анализ. Настойка белладонны! Пара лишних капель – и я бы прекрасно обошлась без дурки, прямым ходом отправившись на небеса! Ее сдерживала только опасность навредить Бу.
– Не смей ее так называть!
– Ище чево!
– Вот именно, Бу! Еще чего! Как хотим, так и называем! Мы в нашей семье так привыкли!
– Бесстыжая! Бессовестная, развратная баба!
– Дед, а че такое разворотная баба?
– Это… ну… такая… веселая, все время смеется и песни поет. С глазами такими…
– Как бабка Нэн?
– Н-ну… в какой-то степени…
– Это я – бесстыжая? Это я – развратная? Да ты…
– А какая еще? При живом муже жить с любовником на глазах у всех, да еще взять его фамилию – да тебя за многоженство… нет, многомужество надо арестовать!
– Мне медаль надо дать – за МНОГО МУЖЕСТВА… Что?!! Что ты сказал?!!
Охрипшая и красная как помидор Кэти вдруг умолкла, склонила голову на плечо, посмотрела на взмокшего и растрепанного Алессандро, потом отошла к крыльцу встала рядом с Томом Монаганом и сказала тихо: