— Похоже, он направляется к нам, — хрипло прошептал сержант. — Приготовь-ка револьвер, слышишь? На всякий случай. Точно — он идет к нам.
Мисковски, не сводивший глаз с неясной фигуры, направлявшейся в их сторону, не заметил, как в проеме двери вдруг снова возник чей-то смутный силуэт. Яркая вспышка ослепила его, бредущая по туннелю фигура вдруг словно споткнулась, сделала еще несколько неуверенных шагов вперед и рухнула на землю. По туннелю прокатилось гулкое эхо выстрелов, от которого, казалось, содрогнулись стены.
— Господи, помилуй, — дрожащими губами прошептал Мисковски. — Да тут настоящая война!
Увидев, как машинист, спотыкаясь, бредет к задней двери вагона, Том Берри зажмурился и махнул рукой, останавливая такси — конечно, такси, Господи ты боже мой, не на поезде же ему удирать отсюда! На всех парах он помчался в Виллидж, где в своей тесной берлоге, с разбитым паркетом его дожидалась Диди.
— Я ничего не мог поделать, уверяю тебя. Абсолютно ничего, — прямо с порога выпалил он, едва она открыла дверь.
Диди втащила его внутрь, порывисто обвила его шею руками. Похоже, она была вне себя — целовала, тормошила его, чуть не плача от страсти и облегчения.
— Знаешь, единственное, о чем я тогда мог думать — слава богу, они выбрали машиниста, а не меня!
Всхлипывая, она осыпала его поцелуями. Потом потащила к постели, на ходу срывая с него одежду. После этого поспешно разделась сама.
Уже позже, когда они лежали рядом, слишком усталые, чтобы говорить, крепко обнявшись, так что их переплетенные ноги были похожи на причудливую монограмму на простыне, он сделал еще одну попытку объяснить Диди, что произошло:
— Я служил не тем хозяевам. Но теперь я сбросил с себя оковы рабства и готов отдать всего себя революции.
Она как будто вся заледенела:
— Выходит, ты сидел там с заряженной пушкой за пазухой — и ничего не сделал?! — Диди поспешно отодвинулась, монограмма на простыне распалась. — Трус! Предатель! Ты ведь давал присягу защищать права людей — и предал их!
— Но послушай, Диди, — залепетал он, — их же было четверо против меня одного! И у них у всех были автоматы!
— Во время Великого похода[10] воины Красной армии бросались на гоминьдановцев с ножами! Кидали в них камнями, шли в рукопашную — а ведь у тех тоже были автоматы!
— Послушай, Диди, остынь — я ведь не китайский коммунист, а просто одинокая полицейская свинья. Стоило мне только пальцем пошевелить, и эти реакционеры пристрелили бы меня на месте.
Он потянулся, чтобы обнять ее. Но Диди передернуло от отвращения, она поспешно вскочила с постели.