— А их так и оставим? — спросил я.
— А что ты предлагаешь с ними делать? — спросил тесть при этом, как обычно в своей манере широко разводя руками и немного вытаращивая глаза.
Ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Вернувшись в нашу квартиру, тесть зачерпнул из ванной ведро воды, взял две двухлитровые бутылки и, всучив все это мне, велел отнести бабе Шуре.
Мы последовали совету доктора Малахова и набрали воды, куда только можно, в том числе и в ванную. Мыться стало сложнее, зато после того, как погас, свет к остановке водоснабжения мы были готовы. Я спустился вниз. Отдал воду, предупредил старую учительницу, чтобы экономила, и поспешил вернуться обратно. Когда я подходил к своей двери, слева от меня, щелкнул замок. Меня кинуло в пот, и я подумал о том, что монтировка осталась в прихожей. Но когда я увидел осмысленное и даже немного дружелюбное лицо Колька, то немного успокоился.
Николай был чуть старше меня, любил немного выпить и поговорить. Однако сейчас в его вопросе, обращенном ко мне, не было ни капли праздного любопытства:
— Здорова Кирюха. Ты знаешь, что творится? Новости есть какие-нибудь?
— Не больше твоего. Валеру со второго этажа знаешь? — отвечая, я тихонько постучал в нашу дверь.
— Конечно, знаю, что с ним?
— С ним все… И я подозреваю, что не он один такой, так что лучше не выходить, пока все не наладиться.
— Кирилл ты? — спросила из-за двери Маша.
— Думаешь наладится? — с надеждой спросил Колек.
— Думаю да. Наши что-нибудь обязательно придумают — ответил я на вопрос соседа, а затем обратился к жене, ждущей ответа по ту сторону двери — Да Маша, это я.
Кто именно из «наших», и что придумает, я уточнять не стал. Так как сам этого не знал. Закрыв за собой дверь и войдя в гостиную, я увидел, как Алена плачет на плече у дяди Леши. Прошел в нашу с Машей спальню, куда она ушла после того, как открыла мне дверь, сел рядом с ней на диван и попытался ее обнять. Жена отстранилась от меня и ничего не говоря начала разглядывать занавески, которые совсем недавно повесила.
Мне ничего не оставалось, как выйти на кухню и наблюдать через окно, как город погружается во тьму. Фонари, рекламные щиты, вывески все погасло, и не было никакой гарантии того, что когда-нибудь — завтра, через неделю или через год они снова начнут радовать горожан.
Следующие два дня мы провели, занимаясь тем, что смотрели из окна на пустую улицу, на людей в соседних домах, также выглядывавших в окно на собак, бродящих по проезжей части и удивленно озиравшихся вокруг. Когда темнело, приходилось укладываться спать. Заснуть сразу не удавалось, но и разговоры не ладились. Атмосфера безысходности и уныния поселившаяся в квартире, общению не способствовала.