Из-за угла на другой стороне улицы выбежала группа, состоявшая из шести подверженных последствиям новой болезни людей. Пробежав половину пути от угла — до магазина они остановились. Их поведение нельзя было назвать безумным или бешенным. Увидев, что численный перевес на стороне тех, на кого они собрались нападать и что потенциальные жертвы не пустились в бегство, зараженные вирусом повели себя осторожно.
— Мочить их надо! — злобно заявил невысокий, коренастый человек, с арматурой в руках.
Соглашаться с ним не спешили, но и убегать никто не стал. Все стояли в нерешительности, и казалось, чего-то ждали. Наверное, ждали того, что кто-нибудь из них первый бросится на незваных гостей и тогда они его поддержат. «Первого» не нашлось. Зато нашелся первопроходец в другом действии. Из сгоревшего дома напротив, с ревом, выскочила еще одна группа больных, состоящая из четырех человек. Распугав всех ворон, пировавших на останках жильцов, они кинулась в сторону магазина, и в этот момент самый здоровый мужчина уже успевший набрать продуктов, бросился наутек.
Приободренные таким поворотом событий, зараженные из первой группы в шесть человек в буквальном смысле запрыгали на месте от радости, а некоторые даже начали издавать звуки похожий на волчий вой. Человек с арматурой закричал, что нельзя разбегаться и надо дать отпор, но его никто не стал слушать. Все побежали прочь от магазина вверх по улице в левую сторону от окна, из которого я за всем этим наблюдал.
Больные не стали объединяться и нападать скопом. Они бежали вслед за теми, кто избрал роль жертвы и как только кто-нибудь отставал, нападали на него вдвоем или втроем. Пострадавшие от вируса действовали как хищники, напавшие на стадо. Причем, как хищники из двух разных стай. Этот момент удивил меня.
Первым отстал человек с арматурой. Он попытался отбиться от подскочивших к нему троих «хищников», но успел огреть арматурой только одного из них, двое других повисли у него на руках и повалили на землю. Что было дальше догадаться нетрудно. Зрелище мерзкое и неприятное. Но я не перестал смотреть на происходящее за окном. Не потому, что мне нравились подобные сцены насилия и не потому, что при каждом повороте событий в кровь впрыскивалась новая порция адреналина, а потому, что во мне появилось какое-то новое, раннее никогда меня не посещавшее чувство. Это было не любопытство, а пытливый интерес к поведению тех, кто потерял способность здраво мыслить. Что-то подсказывало мне, что если я изучу то, как они действуют, у меня появиться шанс на то, чтобы выжить.