Солиднейшие историки, однако, не приняли этого романтического увлечения мифологов и, исходя, очевидно, из семантики термина, держались убеждения, что Род — это дух предков, т. е. родителей и прародителей. Так судили С. М. Соловьев (1851: 71) и его ученик В. О. Ключевский (1904: 135-138). Из историков только К. Н. Бестужев-Рюмин (1872 1: 24), опираясь на еще одно поучение — «Слово о вдуновении духа», — высказал идею, что Род — не предок и не олицетворение рода как племенного подразделения, а «сам создатель».
С культом предков связывал Рода и виднейший филолог А. Н. Веселовский (1890: 177-179). Для него Род — «производитель» племени, воплощающий в себе «совокупность мужских членов племени». А так как предки были «незримыми блюстителями домашнего очага и нарастающего поколения», то с течением времени Род выродился в «дедушку-домового, также пребывающего у очага». В дальнейшем исследователи славянского язычества уже не отступали от этой точки зрения: «средоточие культа предков», затем «домовой» (Аничков 1913: 162—163; Гальковский 1916, 1: 153—191). Рыбакову очень понравились слова Н. М. Гальковского (1916: 1, 153): «Вопрос о почитании Рода и Рожаниц принадлежит к самым темным и запутанным». Но когда Гальковский в 1916 г. написал это, он подразумевал, что запутали вопрос именно мифологи — предтечи Рыбакова, сделавшие Рода великим богом.
В советское время В. Л. Комарович (1960) дополнил концепцию Рода-предка представлением, что культ Рода как родоначальника или совокупности предков данной семьи распространяется и на княжескую среду. А с 1961-1962 гг. начинается публикация работ академика Рыбакова о славянском язычестве.
Уже в первых своих публикациях на эту тему Б. А. Рыбаков, опираясь главным образом на все то же «Слово об идолах», восстановил идею Шеппинга и Афанасьева о высоком статусе бога Рода на Руси. Род — «верховное божество неба, повелитель туч, творец жизни на земле...» В пантеоне он занимает «первое место как главный единоличный бог Вселенной» (Рыбаков 1981: 203). Не более, не менее. В этой формулировке заключено внутреннее противоречие. Но в ней слова «первое» и «главный» — это, пожалуй, оговорки; «единоличный» — вот суть. Ведь далее сказано: «Христианский относительный монотеизм наслоился на древний земледельческий монотеизм славян», возникший «за несколько тысячелетий до первых христианских сочинений» (И, с. 557).
А как же громовержец Перун, доселе считавшийся главным в языческом пантеоне восточных славян? Устранить этого конкурента Рода Рыбакову помогло перенятое у Аничкова представление о новизне и кратковременности культа Перуна в государстве князя Владимира. До Перуна (и с незапамятных времен — с установления патриархата) верховным богом языческих славян оказывался Род — он потеснил в этой функции матриархальных Рожаниц, еще более древних. Но они все же остались в пантеоне как помощницы Рода — во всех источниках упоминаются вместе с ним. По Рыбакову, это важнейшие богини славян — Лада и ее дочь Ляля, родственные греческим Лето и Артемиде (или Деметре и Персефоне) и равные им по значительности. Богини эти покровительствовали браку и урожаю — то и другое связано со способностью родить. А способностью этой ведает бог Род. Центром его культа стал город на р. Роси в самом центре Руси — Родня или Родень. Доказательства — только созвучие имен: Рось — Русь, Родень-Род (Рыбаков 19626; 1964; 1982: 332-334; 1986: 54, 147).