И еще несообразность: почему горожане, стоя по берегам Ручья и Днепра, оплакивали Перуна на его скорбном пути вместо того, чтобы, при виде позора и бессилия кумира, уверовать в христианскую истину и возликовать? Летописец считает нужным привести извиняющее обстоятельство: «еще бо не бяху прияли святаго крещения».
Можно было бы также спросить, зачем Владимиру нужно было так заботиться о том, чтобы кумир не пристал к берегу выше порогов. Не значит ли это, что для Владимира и поверженный кумир оставался опасной силой, а место, где кумир пристанет, оказалось бы под его магической властью? Пристал к мели — и та сразу и навсегда стала Перуней! Создается впечатление, что Владимир твердо верил в изворотливость идола — в то, что тот не утонет и не поддастся течению, но непременно вывернется и пристанет. А избавиться от него («охабиться») необходимо.
Но у современного исследователя возникает еще один вопрос: почему с другими кумирами расправились иначе — одних велено было иссечь (видимо тех, что из камня), других (деревянных) — сжечь, и только Перуну было уготовано дальнее плаванье?
Рыбаков (забыв о том, что заменил на троне Перуна Родом) полагает, что все это из особого уважения как к главе пантеона; он даже сопровождающих с «жезлием» называет «эскортом из 12 дружинников» (хотя те избивают кумира). Д. А. Мачинский (1981) объясняет дело иначе: как бог воинов Перун неуязвим для оружия, а как громовержец — несгораем, поэтому его предали чуждой для него стихии — воде, подведомственной его врагу Велесу. Это тоже не очень убедительно. Оставим в стороне крайне сомнительное опознание в Велесе главного врага Громовержца по схеме т. н. «Основного мифа». Мы уже видели, что Перун не вовсе чужд земным водам, да и не так бы надо было поступать, чтобы погубить его с помощью воды: ведь тогда надлежало бы позаботиться о навязывании груза и утоплении, а не о сплаве.
Еще в 1937 г. А. Краппе предположил, что летописное предание о низвержении кумиров и погружении Перуна в Днепр основывалось на ежегодном обряде купания его в Днепре, а это обряд вызывания дождя, известный у многих народов (Кгарре 1937). Но обряд вызывания дождя — окказиональный, применяется не ежегодно, а по случаю. Обычно он состоит в жертвоприношении, утоплении жертвы. Ежегодными же являются календарные обряды. То, что описано в летописи, это не утопление или другая погибель, а скорее изгнание, удаление по воде, и, возможно, что лишь в христианском переосмыслении — навсегда.
Ведь здесь налицо те же компоненты действа, что и в этнографически описанных проводах Костромы, Ярилы, Купалы, Германа и проч., фиктивных похоронах: деревянное изображение мужского персонажа, ублажение идола, деление участников на две группы, одна набрасывается на идола и терзает его, другая оплакивает, и, наконец, идола бросают в реку.