Я рано отослала девочек спать, мне невыносимо было смотреть, как они играют в карты или поют рондо. Но уснуть так и не сумела и всю ночь ходила по комнате, стараясь ступать только на ту доску пола, которая не скрипела. То и дело я подходила к окну, наблюдала за рекой, возвращалась обратно и все размышляла: почему же все-таки Ричарду именно сейчас понадобилось убить моих мальчиков? Ведь он и так достиг всего, чего хотел: убедил Совет назвать их бастардами, провел через парламент акт о признании моего брака недействительным, провозгласил себя законным наследником престола, и сам архиепископ надел корону на его темноволосую голову. Его болезненная жена Анна была коронована как королева Англии, а их сыну пожалован титул принца Уэльского. И всего этого Ричард добился, пока я торчала в убежище, а мой сын томился в тюрьме. Ричард праздновал победу, зачем же ему теперь уничтожать нас? Почему именно сейчас ему это необходимо? Неужели по приказу Ричарда мальчиков действительно умертвили? Ведь Ричард же наверняка понимал, что не сможет избежать обвинения в совершенном преступлении, поскольку каждому в Англии известно, что моих сыновей в Тауэр поместил именно он и именно он является их опекуном. Каждый знал также, что моего сына Ричарда переправили в Тауэр против моей воли, — большей публичности просто трудно представить. К тому же сам архиепископ поклялся мне при свидетелях, что мальчику не будет причинено никакого вреда.
И уж совсем не похоже на Ричарда куда-то уехать, бросив незавершенные дела. Когда он и два его брата решили, что бедный король Генрих должен умереть, они втроем, встретившись у дверей, вошли к Генриху — мрачные, но внутренне совершенно готовые к убийству. Таковы уж они, принцы Йоркские: им тоже, разумеется, свойственны гнусные деяния, однако они не перепоручают их кому-то, а все делают сами. Слишком много риска — просить кого-то погубить двух невинных мальчиков, да еще принцев крови, подкупать охрану, прятать тела; нет, это все не для Ричарда. Я же видела, как он убивает: сразу, без предупреждения, зато не скрываясь и не испытывая стыда. Человек, приказавший обезглавить сэра Уильяма Гастингса на колоде, вынутой из строительных лесов, не моргнув глазом прижал бы подушку к лицу мальчика. И если бы этому суждено было случиться, я не сомневалась: Ричард сделал бы все собственноручно. В крайнем случае отдал бы приказ, но непременно сам проследил бы, что все исполнено как надо.
Эти мысли убеждали меня, что этот господин из Рейгейта ошибается и мой маленький Эдуард все еще жив. Но я снова и снова подходила к окну, смотрела на воду, пытаясь хоть что-то разглядеть во тьме и тумане, и думала: а если я ошибаюсь, ошибаюсь во всем, даже в своем доверии к Мелюзине? Что, если Ричарду все же удалось найти человека, который согласился убить мальчиков? Что, если Эдуард мертв? Что, если я утратила дар предвидения и совершенно не представляю нашего будущего? Что, если я вообще больше ничего в этой жизни не понимаю?