Гайна завизжала и опять взмыла на дыбы.
Ормона не успела ни вскрикнуть, ни двинуться. Ее защиту смело, будто волной от взрыва распада. Гайну за спиной хозяйки убило даже остатками «змеиного укуса».
Словно бы ни единой косточки, ни единого суставного сочленения не осталось в теле женщины. Она просто осела наземь, будто сброшенное кем-то платье из тончайшей материи. И при этом, в полном параличе, ее сознание жило еще несколько мгновений. Ормона все видела, все понимала, но уже ничего не чувствовала и ничего не могла изменить…
Ал с содроганием увидел, как мертвые губы той, кто еще недавно была красавицей-Ормоной, растянулись в улыбке, адресованной черными глазами ему, только ему…
«Жди! Я вернусь за тобой… любимый!» — отчетливо прозвучало у него в мозгу, и указательный палец парализованной руки покойницы нацелился в его сторону.
* * *
…И Сетен понял: сейчас произойдет то, чего он боялся больше всего. Их осталось пятеро. Волка, даже если он еще жив, жена не выберет. Атмереро знала, что делает. И моэнарториито ее никогда не достать. А Танрэй и Ал так близко… И Коорэ! Коорэ, воззвавший к сердцу своему несколько минут назад! Коорэ — сын истинного Ала! Танрэй, этот Ал или Коорэ?! Проклятая нога!
Расплачиваться придется потом. Скопом. За всё. А потому сейчас даже и не стоит думать о том, нужно или не нужно отключить всякую чувствительность к боли в ноге.
Сетен знал, что при каждом прыжке все трескается и крошится в полусросшейся кости. Боли не было.
Он подломился на колени возле ее совершенного даже в смерти тела. Кому, как ни моэнарториито, быть совершенной в своей родной стихии!
Тессетен прижался в последнем поцелуе к холодеющим губам жены. Или они всегда были столь же холодны? Он не помнил, а теперь всё его естество, до последней клеточки, начало заполняться ледяным студнем. К горлу подкатила тошнота, но он боролся с собой. С кем — с собой? И этого он тоже не помнил…
* * *
Опустошенные, скованные ужасом, смотрели на друга Ал и Танрэй. Тихонько заскулив, зашевелился Нат. Вся его шерсть была теперь красной. Тело волка превратилось в кровавое месиво. Но зверь поднял голову и тоже посмотрел на Тессетена, прощавшегося с погибшей женой.
— Зачем? — спросил Ал.
Его измученные глаза ввалились, и взгляд их был обращен к Танрэй. Та не могла дать ответа…
Сетен резко развернулся. Зрачки его были расширены и черны. На губах змеилась ледяная ухмылка:
— Как будто ты не знал, звездочет! — выкрикнул женский голос, но уста, произнесшие это, принадлежали Тессетену.
— О чем?
Сетен растянулся на траве подле тела бывшей жены и хрипло пробормотал, гладя ее по волосам, к которым при жизни она никогда не позволяла ему прикасаться: