— А ты туда вон гляди, — указывает Миня в сторону псарни.
Поворачивает Тренька голову. Видит, шагает по двору высокий, статный малый в алом кафтане, такой же шапке, мехом опушённой, и в зелёных новеньких сапожках, должно, из княжеской родни аль из гостей кто.
— Не признаёшь? — спрашивает Миня.
— А чего признавать, — пожимает плечами Тренька, — впервой вижу.
За живот хватается Миня. Хохочет до слёз.
— Ну и дела! Родного брата… — и опять закатывается от хохота.
Оглядывается малый в алом кафтане, столбенеет Тренька, глазам своим не верит.
— Неужто Митька…
Сворачивает малый к Треньке и Мине и, подойдя, кланяется Треньке земным поклоном:
— Здравствуй, государь Терентий Яковлевич!
— Митька! — оправившись от изумления, возглашает на весь двор Тренька. — Митька! — и пускается в пляс вокруг старшего брата.
А Митька руки в боки, каблучками зелёных сапожек притоптывает — чем не молодой сын боярский?!
Сколько себя помнил Тренька, видел он всегда Митьку в латаной одежонке, босиком или в лаптях. Мудрено ли, что не узнал?
Останавливается Тренька дух перевести:
— Эва, какой красивый да гладкий! А по тебе мамка нынче плакала.
Перестал Митька каблуками стукать.
— С чего бы?
Рассказал Тренька про лишнюю, шестую ложку, что мать ненароком положила на стол. Нахмурился Митька.
— Ладно, — сказал. — Айда на псарню.
Бежит Тренька вприпрыжку рядом с Митькой, любопытствует:
— Кем же ты теперь будешь?
— Стремянным княжьим.
— Ларька как же?
— Ларька ногу повредил. Меня вместо него взяли.
— А как выздоровеет?
— Тогда поглядим.
— Поди, недоволен Ларька-то?
— Ещё бы, — усмехается Митька, — злобствует, спасу нет. Грозится: изведу, мол, со свету сживу. Только ещё бабушка надвое сказала — чей верх будет!
Понятно Треньке: завидная должность быть княжьим стремянным.
На охоте всегда возле князя со сворой борзых. Того же Ларьку взять: молод, чуть старше Митьки, а высокие при охоте люди заискивают. Не приведи господь, князю нашепчет чего, оправдывайся потом. Уверен Тренька — Митька ни на кого наговаривать не станет. Однако, глядишь, и его, под княжьей защитой, никто не тронет.
Вошёл Тренька следом за Митькой в сени псарного двора — просторно, светло. Глиняный пол подметён и посыпан свежим песком. Посерёдке стоит длинное, добела выскобленное и вымытое корыто, из которого два раза в день, утром и вечером, кормят собак.
Увидел Тренька корыто, слюну проглотил, потянул Митьку за рукав:
— Слышь, я не евши сегодня…
— Оно и кстати. Ноне как раз остался лишний горшок каши.
— С мясом ли? — забеспокоился Тренька.
— Того сказать не могу, не знаю.