— О чём задумалась?
— Правду?
— Ага.
— Что бы я делала без вас?
— То же самое, — задумчиво ответил Иван Фёдорович. — Боролась.
— Но как?
— Обыкновенно. Ты — русская женщина, а она, когда нужно, умеет быть твёрже камня, крепче стали… — И вдруг Иван Фёдорович с тревогой спросил:
— А почему от тебя пахнет лекарствами?
— Пустяки… Перевязали в госпитале.
— Как это?
— Стреляли в коменданта, но, к сожалению, промахнулись.
— Что же ты молчишь? Куда ты ранена? Кто стрелял?
— Да не ранена я, — бодро ответила Наташа, — обожгло немного, пуля рядом прошла. Вот — у руки. Пустяки сущие.
Иван Фёдорович осторожно ощупал повязку на предплечье и, глядя в улыбающееся лицо Наташи, успокоился.
После ужина, как всегда, начался серьёзный разговор.
Подперев ладонью щёку, втянув голову в плечи, Наташа сидит в старом мягком кресле, спокойная, умиротворённая. Не упуская ни малейшей подробности, она шаг за шагом рассказывает о событиях прошедшего дня — о майоре Шварце, о странном, стрелявшем в него пареньке, о его безрассудной, дерзкой храбрости. Повествование печальное, но Иван Фёдорович видит жизнь и радость, которые наполняют Наташу.
— Наташенька, ты, пожалуйста, будь осторожней, пусть не обезоруживают тебя комплименты и разные там нежные слова. Твой Ганс далеко не глуп и хитёр. Он способен на всё.
— Это я хорошо знаю.
— Ты уж не сердись на меня, старого. Старый человек, как ребёнок, — ему всё нужно сказать. Иногда получается не к месту.
Наташа весело смеётся. Иван Фёдорович улыбается тоже, потом заставляет себя отвести взгляд от лица Наташи и продолжает:
— Главное, не будь назойливой, смотри не перепутай, где он верит тебе, а где провоцирует.
— Пока всё идёт нормально. Я играю влюблённую, дарю улыбки, от которых у него должна сладко кружиться голова. По-моему, он верит.
— Смотри, не переиграй. Бывает иногда с плохими актёрами. Но если проваливается актёр, его в самом худшем случае освистывают — и всё. Твоя ставка намного выше. Не спеши, внимательно проверяй каждый ход. И поспокойнее — частые тревоги тоже вредны, они притупляют бдительность.
— Это я понимаю, — задумчиво говорит Наташа. — Я стараюсь быть внимательной, войти в роль. Внушаю себе, что люблю, и мне иногда кажется, будто я его действительно люблю.
Сверкающие глаза Наташи удивлённо расширены. Иван Фёдорович смотрит на неё, не скрывая восхищения.
— Наташа, — взволнованно говорит он, — я верю в тебя и в твоё счастье! Впереди у тебя большая, интересная жизнь. Много, много хорошего!..
А Наташе кажется, что всё хорошее уже было. Светлое детство, школа, красный пионерский галстук и песни у костра. Были тихие летние вечера, лыжные прогулки по заснеженному лесу, тихое журчание ручья, запах и красота весенней яблони…