А (впоследствии ставшему Максом): "Пап, ты не против, если я сменю тему? Хочу тебя кое о чем спросить. Насчет того обеда. Как бы это назвать? То, что мы ели. Почему бы тебе не купить собаку? Ты собачий повар. Честно. Ты готовишь как будто для своры собак". Раз В называет собеседника "папой", разумно заключить, что перед нами отец и сын. Очевидно, что А умеет готовить, но В довольно плохого мнения о его кулинарных способностях. Значит ли это, что у В нет матери? Мне это не было известно. Но, как я сказал себе тогда, вначале мы никогда не знаем, что будет в конце.
"Темные". Большое окно. Вечернее небо. Мужчина А (впоследствии Дили) и женщина В (впоследствии Кейт) сидят и пьют вино. "Полная или худая?" — спрашивает мужчина. О ком они говорят? Но потом я вижу стоящую у окна женщину С (впоследствии Анну) при другом освещении, спиной к ним,
с темными волосами.
Удивительное это мгновение — мгновение, когда рождаются персонажи, которых совсем недавно еще не существовало. Далее следует нечто прерывистое, смутное, похожее на галлюцинацию, хотя иногда стремительное, словно лавина. Автор находится в странном положении. В том смысле, что персонажи совсем ему не рады. Герои сопротивляются, с ними трудно жить, их невозможно определить. И уж конечно, им нельзя диктовать свою волю. В определенном смысле вы играете с ними в бесконечную игру: кошки-мышки, жмурки, прятки. И наконец вы обнаруживаете, что перед вами люди из плоти и крови, люди, обладающие собственными желаниями и эмоциями, состоящие из компонентов, которые вы не в состоянии изменить, переделать или извратить.
Таким образом, язык в искусстве оказывается весьма сомнительным феноменом — зыбучим песком, батутом, подмерзшей лужей — и может уйти из-под ног автора в любой момент.
Но, как я сказал, поиски правды никогда не прекращаются. Их нельзя оттягивать, откладывать на потом. Их приходится вести тут же, на месте.
Политический театр являет собою совершенно иной комплекс проблем. Любой ценой следует избегать проповеди. Важна объективность. Героям нужно разрешить дышать свободно, автор не может ограничивать или сковывать их в соответствии с собственными вкусами, настроениями или предрассудками. Ему следует быть готовым рассматривать их с разных точек зрения, во всевозможных непредсказуемых ситуациях, иногда ставить в безвыходное положение, но все же разрешать идти туда, куда им хочется. Этот прием используется не всегда. Политическая сатира никогда не следует ни одной из вышеуказанных рекомендаций, она делает нечто прямо противоположное, выполняя присущую только ей функцию.