Она попыталась сохранить самообладание, чтобы не выдать себя. Но в горле стоял ком, и когда она попыталась проглотить его, вырвался всхлип.
— Ты плачешь, Лив? — ошеломленно спросил Грант.
— Да, — ответила она, смахивая с глаз расплывчатую пелену, поскольку не было смысла скрывать очевидное.
— Из-за чего?
— Потому что видеть и слышать тебя — значит вспоминать, каково быть отвергнутой. Я думала, что снова найду счастье, но теперь не уверена, смогу ли я когда-нибудь по-настоящему полюбить другого мужчину. — Ее голос становился все громче, заглушаемый плеском и журчанием фонтана, но она не могла остановиться, словно внутри у нее внезапно открылся шлюз и все эмоции хлынули бурным потоком. — Зачем ты вернулся, Грант? Чтобы воскресить болезненные воспоминания?
— Оливия, — сказал он, взяв ее под руку. — Держи себя в руках, дорогая, если опять не хочешь стать звездой аттракциона сегодня вечером. Сколько ты выпила?
— Отнюдь не достаточно, — крикнула она. — Мне никогда не нужна помощь, чтобы сделать из себя дуру, когда дело касается тебя. Но если я компрометирую тебя перед твоей новой подружкой, пожалуйста, ты свободен, беги к ее ноге!
— И оставить тебя одну перед толпой стервятников? — Он бросил презрительный взгляд на благовоспитанное сборище, ближайшие представители которого внимательно наблюдали за ними. Прикрывая ее собой как щитом, Грант провел ее через лужайку и сад на пруд с лилиями. — Вот, — сказал Грант, ведя ее по усыпанной гравием дорожке к скамейке, укрытой в беседке, вход которой был вырезан в форме большой замочной скважины. — Чудесное, уединенное место. Сядь и успокойся.
Он протянул ей чистый платок и, пока она стирала с лица остатки макияжа, смотрел в сторону.
— Я не знаю, что меня так взволновало, — бормотала она. И слезы готовы были снова брызнуть из глаз.
Он вздохнул, наклонился к ней, привлек ее голову к своей груди и смиренно сказал:
— Нет, ты знаешь. Мы оба знаем. И я думаю, мы достигли точки, когда притворство, приведет ни к чему хорошему.
Она не представляла, что он имеет в виду, ее это не волновало. Ей было достаточно слышать, как бьется его сердце, чувствовать себя в его объятиях. Словно не было горьких одиноких восьми лет…
— Лив, мы можем разыгрывать перед публикой сцены, показывать, какая у каждого из нас личная жизнь, убеждать всех, в том числе и самих себя, что у нас все кончено. Но сможем ли мы долго играть в маленьком городке, постоянно сталкиваясь друг с другом?
Оливия так удивилась, что забыла про все: про слезы, про свою гордость, не позволяющую показаться ему заплаканной, про ревность…