— Интересно! Что ты тут делаешь в такое время? Ну и выхлоп же от тебя…
Поздоровавшись на входе с охранником, Такаяма поднялся в офис, где застал Моригучи, уткнувшегося носом в экран компьютера.
— Да так, забыл одну вещь.
— Одну вещь, — хмыкнул Моригучи и стал ждать, что на это ответит Такаяма.
Во время кризиса Такаяма устраивал множество презентаций. При этом он добился успеха, лишь повторяя то, что делали его коллеги. Но потом Моригучи удалось заключить контракты с венгерскими и чешскими продюсерскими компаниями и выпустить в продажу компакт-диски по тысяче иен. Это спасло положение компании, но Такаяма и еще десяток сотрудников перевели в новое подразделение фирмы. Как Такаяма ни лез из кожи вон, ему не удалось заключить ни одного даже самого мелкого контрактика. «Вас засовывают в такую задницу, чтобы вам стало ясно, что же на самом деле о вас тут думают, ну и чтобы вы побыстрее уволились», — вот что все это значило. Все его коллеги ушли в течение шести месяцев, но Такаяма выдержал и остался. То не был вызов обществу, просто Такаяма не хотел искать другую работу и начинать все заново. Он не верил, что жизнь может открыть перед ним другие перспективы.
— Одну вещь, — не унимался Моригучи, продолжая клацать по клавишам. Он как будто не замечал Такаямы вовсе. Эта его манера, да еще и привычка насвистывать за работой выводили Такаяму из себя. Фыркая и хмыкая, Моригучи словно хотел сказать: «Только ты, Такаяма, мог что-то здесь забыть! Во всей нашей фирме ты один такой». Такаяме захотелось дать ему по зубам. С того самого дня, как он разбил нос и поставил фонарь под глазом своему брату, Такаяма начал ощущать в себе постоянные позывы заехать в морду первому встречному, как только его раздражение достигнет определенной точки. С момента его переезда в «Токио у него уже было несколько подобных случаев. Причем его подмывало обрушиться не на сам объект своего гнева, а напасть исподтишка на ни в чем не повинного прохожего. Откровенная драка могла повлечь за собой арест. А ему были невыносимы даже воспоминания о своем брате.
Такаяма достал из ящика своего стола «стенган» и опустил его в карман. Потом направился к выходу.
— Ну, я пошел, — бросил он Моригучи. Тот ничего не ответил. — Мудак, кретин! — тихо выругался Такаяма. — Ты бы не очень-то задавался. Кое-кому это может и не понравиться.
Такаяма стоял у входа в бар, где назначил свидание девушке, и курил сигарету. Бар находился на полпути к вокзалу, в здании, построенном в европейском стиле. Было довольно поздно, улица почти опустела. Рядом поскрипывала открытая калитка, ведущая на спортплощадку муниципального лицея. «Из-за этого придурка Моригучи я забыл, как ее зовут, — злился Такаяма. — Судя по голосу, она отнюдь не красавица. — После разговора с ней он ощущал какой-то неприятный осадок. — Наверняка средний результат в школе — сорок — сорок пять баллов». В этот бар ходили, как правило, деловые люди, и появление там некрасивой барышни, да еще и одной, было практически невозможно. Впрочем, ему было на это наплевать. Такаяма стал смотреть на спортивную площадку. Он часто задавался вопросом: почему подобные сооружения в Токио совсем не похожи на спортплощадки. В сельской местности не так много школ с такими большими площадками, а эта казалась просто необъятной. Но если смотреть на них ночью, то по сравнению с сельскими спортплощадки в Токио лишены своего мистического очарования. Втиснутые в городскую застройку, они больше всего напоминают обыкновенные пустыри.