Эти новые теоретические концепции предполагают два важных следствия. Во-первых, традиционные модели причинно-следственных связей применительно к подобным системам не работают. Очевидная связь между причиной и следствием перестает существовать: мелкие причины способны вызывать значительные следствия и наоборот — внушительные причины могут привести к незначительным последствиям по отношению ко всей системе в целом. Эта мысль воплощена в ставшем уже общим местом изречении про бабочку, которая, взмахнув крыльями в одном месте, может вызвать ураган в другом полушарии планеты. Хотя теоретически эти два события связаны, на практике нет никакой надежды когда-нибудь проследить эту причинно-следственную связь. Более того, переплетение действующих в глобальных системах механизмов непрямых обратных связей — начиная с погодных явлений и заканчивая мировой экономикой — означает, что все воздействует на все в непрерывно, и этот процесс нельзя разложить на отдельные звенья в цепи причин и следствий. Как раз из-за того, что все связано, невозможно вычислить, как из одного вытекает другое. Похожим образом в медицине сейчас проснулся большой интерес к таким болезням, как синдром войны в Заливе и СПИД. В отличие от простых заболеваний при диагностике синдрома учитывается косвенная и произвольная причинно-следственная связь между основной причиной и симптомом. Эти новые представления о причине и следствии на первый взгляд серьезно противоречат традиционной конспирологии, которая предпочитает четкие истории о том, как, по выражению сенатора Маккарти, мы дошли до Сегодняшней Ситуации. В то же время, как мы показали в предыдущих главах, некоторые современные формы культуры заговора сыграли свою роль в переосмыслении того, как все связано посредством причинно-следственных связей и как мы можем представить и изобразить эти связи. Не удивительно, что конспирологические теории, скажем, о происхождении ВИЧ, колеблющиеся между буквальным и метафорическим, должны совпасть с неясными и меняющимися медицинскими определениями того, что же считать синдромом приобретенного иммунодефицита.
Вторая отличительная особенность сложных систем заключается в том, что они не просто не контролируются, а в значительной степени не поддаются контролю. Так, за поведением пчелиного роя не стоит никакого скрытого разума — даже матка является всего лишь бездумным поставщиком яиц и не несет ответственности за управление всем роем. Точно так же в мозгу человека нет никакого разумного гомункула, отвечающего за истинный разум, кроющийся за электрохимическим взаимодействием нейронов. Как объясняет Келли, одна из отличительных черт сложных коэ-волюционирующих систем подразумевает «отсутствие навязанного централизованного контроля».