-- Ешь, негодяй! - в отчаянии крикнула Варвара, тыча бутербродом. -- Интеллигент!
Но Лоханкин отводил лицо и отрицательно мычал. Через несколько минут разгоряченная, вымазанная зеленой икрой Варвара отступила. Она села на свой мешок и заплакала ледяными слезами.
Лоханкин смахнул с бороды затесавшиеся туда крошки, бросил на жену осторожный, косой взгляд и затих на своем диване. Ему очень не хотелось расставаться с Варварой. Наряду с множеством недостатков y Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба. Сам Васисуалий никогда и нигде не служил. Служба помешала бы ему думать о значении русской интеллигенции, к каковой социальной прослойке он причислял и себя. Таким образом, продолжительные думы Лоханкина сводились к приятной и близкой теме: "Васисуалий Лоханкин и его значение", "Лоханкин и трагедия русского Либерализма", "Лоханки и его роль в русской революции". Обо всем этом было легко и покойно думать, разгуливая по комнате" фетровых сапожках, купленных на Варварины деньги, и поглядывая на любимый шкаф, где мерцали церковным золотом корешки брокгаузовского энциклопедического словаря. Подолгу стаивал Васисуалий перед шкафом, переводя взоры с корешка на корешок. По ранжиру вытянулись там дивные образцы переплетного искусства: Большая медицинская энциклопедия, "Жизнь животных", пудовый том "Мужчина и женщина", а также "Земля и люди" Элизе Реклю.
"Рядом с этой сокровищницей мысли, -- неторопливо думал Васисуалий, - делаешься чище, как-то духовно растешь".
Придя к такому заключению, он радостно вздыхал, вытаскивал из-под шкафа "Родину" за 1899 года переплете цвета морской волны с пеной и брызгами, рассматривал картинки англо-бурской войны, объявление неизвестной дамы, под названием: "Вот как я увеличила свой бюст на шесть дюймов" -- и прочие интересные штучки.
С уходом Варвары исчезла бы и материальная база, на которой покоилось благополучие достойнейшего представителя мыслящего человечества.
Вечером пришел Птибурдуков. Он долго не решался войти в комнаты Лоханкиных и мыкался по кухне среди длиннопламенных примусов и протянутых накрест веревок, на которых висело сухое гипсовое белье с подтеками синьки. Квартира оживилась. Хлопали двери, проносились тени, светились глаза жильцов, и где-то страстно вздохнули: - мужчина пришел.
Птибурдуков снял фуражку, дернул себя за инженерский ус и, наконец, решился.
-- Варя, - умоляюще сказал он, входя в комнату, -мы же условились...
-- Полюбуйся, Сашук! -- закричала Варвара, хватая его за руку и подталкивая к дивану. - Вот он! Лежит! Самец! Подлый собственник! Понимаешь, этот крепостник объявил голодовку из-за того, что я хочу от него уйти.