Мне подумалось, что лучше бы она обняла меня покрепче и просто сказала, как сильно соскучилась, но это было равносильно тому, чтобы желать себе другую мать, под опекой которой и я бы, разумеется, выросла другой. Моя мать и не собиралась обнимать меня; она лишь с холодным одобрением осмотрела меня с ног до головы и тут же отвернулась, поскольку на крыльце в эту минуту показался герцог.
— Вот и моя дочь, — обратилась она к нему. — Леди Маргарита Тюдор. Маргарита, это наш родственник, герцог Бекингем.
Я склонилась в низком реверансе. По слухам, герцог невероятно пекся о своем положении в обществе; поговаривали, что он даже предложил парламенту узаконить его идею об установлении строгого порядка следования в зал заседаний — то есть определить раз и навсегда, кто должен входить туда первым, а кто последним. Меня он встретил радушно: приподнял с земли, расцеловал в обе щеки и произнес:
— Добро пожаловать в мой замок, детка. Ты, должно быть, замерзла и устала после такого долгого путешествия? Давай-ка пройдем поскорее в дом.
Замок был убран с роскошеством, о котором я почти позабыла за годы, проведенные в таких дырах, как Ламфи и Пембрук. Толстые ковры согревали каменные стены; деревянные балки под потолком были позолочены или расписаны яркими красками. И повсюду виднелись золоченые изображения фамильного герба Бекингемов. Травы, разбросанные по полу, были свежими и ароматными, так что в комнатах царил легкий запах лаванды и других растений; в каждом из огромных каминов жарко горели дрова; из зала в зал, от камина к камину постоянно курсировал молодой истопник, то и дело подбрасывая еще топлива. Даже этот мальчишка-истопник был одет в ливрею. Также, насколько я слышала, у герцога имелась собственная маленькая армия, всегда пребывающая в полной готовности исполнить любой боевой приказ своего командующего. Заметив, что парнишка-истопник обут в хорошие прочные башмаки, я вспомнила босоногих, неряшливых слуг в замке моего мужа и, глядя на все это великолепие, стала более спокойно и даже благосклонно относиться к предстоящей помолвке — по крайней мере, благодаря ей я оказалась в доме, содержащемся в чистоте, где слуги одеты как подобает.
Герцог предложил мне стакан теплого, чуть подслащенного легкого эля, чтобы я немного согрелась после поездки в такую промозглую погоду, и, пока я потихоньку прихлебывала эль, порог гостиной переступил Джаспер, а с ним еще какой-то мужчина, на мой взгляд, довольно пожилой. Во всяком случае, виски у него были седые, на лице имелись морщины, так что ему, пожалуй, никак не могло быть меньше сорока. Я вопросительно посмотрела на Джаспера, надеясь, что он представит мне незнакомца, но, увидев строгое выражение его лица, сразу обо всем догадалась, и у меня даже дыхание перехватило: значит, этот старик и есть Генри Стаффорд! Значит, передо мной тот, кто станет моим новым супругом! На сей раз это не мальчишка моих лет, каким был Джон де ла Поль, мой первый жених, и не молодой мужчина вроде Эдмунда Тюдора; но, видит Бог, для меня этот человек слишком стар и слишком суров! Да он вполне мог бы быть моим отцом или даже дедом! Неужели на этот раз они выбрали мне в мужья кого-то из разряда предков? Я была в ужасе: ему же все сорок, а то и пятьдесят или даже шестьдесят! Я вдруг поняла, что совершенно неприлично на него пялюсь, что даже поклониться ему забыла, и мать, разумеется, не упустила случая немедленно мне об этом напомнить. «Маргарита!» — бросила она резко, и я, пробормотав «Извините меня», низко склонилась в реверансе перед этим пожилым мужчиной, который теперь будет заставлять меня спать с ним, когда ему заблагорассудится, и с моей помощью непременно заделает еще одного наследника дома Ланкастеров, хочу я этого или нет.