Алая королева (Грегори) - страница 57

Джаспер хмыкнул, с трудом подавив смешок.

— И какой титул ты хотела бы получить?

На минуту я задумалась, потом решительно заявила:

— Пусть все называют меня «ваше высочество, миледи королева-мать». Да, пусть ко мне обращаются «ваше высочество королева-мать», и я стану подписывать свои письма «Margaret R.».

— «Margaret R.»? Ты стала бы подписываться «Margaret R.»? То есть величала бы себя королевой?

— А почему бы и нет? — пожала я плечами. — Я буду матерью короля. Значит, почти королевой Англии.

И Джаспер, поклонившись мне с насмешливой церемонностью, подтвердил:

— Да, миледи, вы станете называться «королева-мать», и всем придется выполнять любой ваш каприз!

Больше мы с Джаспером не обсуждали ни мое будущее, ни будущее страны. Он был слишком занят и порой не появлялся в замке по нескольку недель подряд. А в начале лета вернулся вместе со своим боевым отрядом; люди были измождены, одежда их превратилась в лохмотья, да и сам Джаспер был весь в синяках и ссадинах, но на лице его сияла улыбка. Он сообщил мне, что наконец-то настиг и взял в плен Уильяма Херберта. Таким образом, мир в Уэльсе был восстановлен, и бразды правления снова оказались у нас в руках. Снова в Уэльсе правили Тюдоры из дома Ланкастеров.

Джаспер отослал Херберта в Лондон, объявив его предателем, и вскоре до нас донеслись слухи, что Херберта посадили в Тауэр и пытали как предателя. Меня невольно охватила дрожь, когда я услышала об этом: я вспомнила вдруг своего прежнего опекуна, Уильяма де ла Поля, который как раз был заключен в Тауэре, когда меня, еще совсем девочку, заставили расторгнуть нашу с ним помолвку.

— Все это не так и страшно, — попытался успокоить меня Джаспер; он был таким усталым, что едва ворочал языком и за обедом то и дело зевал. — Прости меня, сестра, но, если хочешь, поговорим об этом после, я совершенно вымотан и завтра, наверное, весь день просплю. Херберт избежит плахи, хотя вполне ее заслуживает. Мне сама королева сказала, что Генрих наверняка простит его и отпустит с миром; не сомневаюсь, что этот Херберт не только останется жив, но и снова пойдет на нас войной. Попомни мои слова. Наш король — мастер прощать и готов простить даже того, кто поднял против него меч. Он простит и того, кто против него всю Англию поднимет. В общем, Херберта вскоре выпустят на свободу, со временем он снова вернется в Уэльс, и опять начнутся наши сражения из-за нескольких замков. Генрих прощает Йорков и их сторонников, надеясь, что они станут жить с ним в мире и исповедовать милосердие, что, безусловно, свидетельствует о величии души нашего короля. Ты ведь и сама, Маргарита, стремишься к святости; по-моему, это стремление в крови у всех Ланкастеров, во всяком случае, у Генриха оно точно есть. Сердце его полно величайшей доброты и величайшего доверия. Он никогда не ворчит, никогда никого не бранит, в каждом человеке он видит грешника, стремящегося стать праведником, и делает все возможное, чтобы ему помочь. Таков уж он, наш король; остается только восхищаться им и любить его. Кстати, его врагов всегда можно отличить по тому, как они пользуются его кротостью и милосердием, как воспринимают дарованное им прощение — как разрешение продолжать свои корыстные и даже богомерзкие деяния. — Джаспер помолчал и прибавил: — Да, Генрих — великий человек, но, возможно, слабоват как правитель. Духовно он, безусловно, выше всех нас, но от этого нам, всем остальным, только труднее. А простой люд и вовсе видит лишь слабость там, где на самом деле существует величие духа.