— Какой там партизан! Он же парализован!
Лейтенант молча выходит из избы — проблески разума у него, похоже, сохранились. Испуганные, жалкие солдаты по-прежнему лежат под столом, и я зову их с собой.
— Боимся мы, боимся, — лепечут они. И остаются в избе. Мы с Антонелли выходим, оставив в покое этих бедняг.
Внизу, там, где стоит пулемет, прямо из-под земли доносятся голоса. Там откидная дверь, ведущая в большую яму, в которых русские хранят припасы на зиму — погреб. Поднимаю дверцу, наклоняюсь и вижу: в погребе свет, а к углам жмутся женщины и дети. Они поднимаются по лесенке и вылезают с поднятыми руками. Я улыбаюсь непонятно чему, но детишки плачут. О господи, сколько же их тут? Конца не видно. Антонелли, смеясь, говорит:
— Да их там целый муравейник.
Я отпускаю всех этих людей, и они, обрадованные, убегают. Их счастье, что лейтенант ничего не заметил. Немного спустя мальчуган приносит нам горячий вареный картофель.
Внезапно над нами со свистом проносятся два снаряда и разрываются на противоположном краю села. Из степи к нам приближаются две колонны. Кто они — русские или наши солдаты, отставшие от своих частей? Пока они еще далеко, да и ночь темная. Луна время от времени выплывает из облаков, освещая степь, но сейчас она как раз скрылась. Вернулся лейтенант. Он тоже заметил что к нам подходят две колонны. Может, он из-за этого и вернулся?
— Стреляйте! — приказывает он. — Стреляйте! Открывайте огонь!
— Нет, — говорю я, — не стрелять. Лежите тихо и сохраняйте спокойствие.
Пулеметы наведены, лейтенант кричит:
— Стреляйте, говорят вам, стреляйте!
А я:
— Нет. Подождем. Пусть подойдут поближе. У нас мало боеприпасов, и потом, это могут быть наши солдаты.
Альпийцы — небольшая группа, оставшаяся от взвода в пятьдесят человек, — по-прежнему верят мне и огня не открывают.
— Лейтенант рехнулся, — говорит Антонелли.
— Точно, рехнулся, — подтверждает кто-то еще. — Зачем открывать огонь? Никакой в том нужды нет!
А в деревне слышна стрельба. Что происходит? Над избами со свистом проносятся пули, но на нашем краю все тихо. Рамаццини, расторопный связной из «Коллио Вальтромпиа», прибегает запыхавшись и говорит:
— Ригони, поторопитесь, вам надо соединиться с ротой.
Бесшумно разбираем пулеметы, взваливаем их вместе с боеприпасами на спину и цепочкой возвращаемся к кирпичному дому. Никого из наших там нет. Рота выступила, не дожидаясь нас. В деревне суматоха. Наезжающие друг на друга сани, орущие офицеры, спешащие куда-то солдаты. Наконец колонна сформирована. Мы быстро идем в обход по снегу, чтобы нагнать свою роту. Идти нам тяжелее, чем колонне, — приходится прокладывать дорогу в рыхлом снегу. Перед нами и позади разрываются снаряды, некоторые попадают в колонну. Но люди ко всему безучастны — холодно. На артиллерийский огонь они обращают не больше внимания, чем на укусы вшей.